Роберта Джеллис - Меч и лебедь

— Не направлена ли твоя критика не в ту сторону? — продолжал Стефан с чувством собственного достоинства. — Слишком много разговоров о стойкости и твердости, но что-то я не вижу помощи нашему делу.

— Мои люди отслужили свой срок и даже более того, — ответил Рэннальф, перекрывая своим резким голосом возмущенный вздох Джеффри. — И тем не менее я снова призову их, уверяю вас. Нет срока службы в оборонительной войне, а то, что Генрих нападет, сомнений не вызывает.

— Чертовски ловко, — огрызнулся Стефан. — Ты подождешь, пока он не начнет атаку по всей Англии. Таким образом, ты будешь знать наверняка, что твои вассалы придут слишком поздно.

Рэннальф сильно сжал дрожащую руку Джеффри. Он едва сдерживал бьющее через край возмущение, но не смел напомнить Стефану о том, что он уже сделал для него, в присутствии Джордана. Свидетельство такой черной неблагодарности может легко разрушить и ту малую веру, которую еще испытывали вассалы к своему королю.

— Не нужно так говорить, милорд, мое терпение не безгранично. Я служил вам верой и правдой многие годы.

— И теперь хочешь уйти на покой, да? Речи о твоем долготерпении имеют гадкий привкус угрозы, Соук, — голос, злой и резкий, принадлежал Юстасу. Он прибыл в Англию по пятам Генриха и уже успел своими обвинениями довести до белого каления половину преданных сторонников Стефана.

— Я утверждаю, что нам необходим каждый человек, который может стать в строй. Когда мой трусливый свояк заключил мир с Генрихом, Анжуец, как дьявол, унесся в Барбелю и взял корабль. Там его уже ждала армия. Для чего, вы думаете, он сюда явился? Отпустить грехи? Самое время собирать вассалов. Я считаю, что каждый, кто уклонится от этого призыва, — предатель!

Наверное, зря, но Рэннальф решил попробовать. — Я не отказываюсь ни от чего. Милорд, — сказал он, обращаясь к Стефану, — мои люди устали и не хотят сражаться в чужих владениях. Позвольте мне уехать и противостоять Бигоду. Вы же знаете, они отдадут всю силу на защиту собственных земель.

Разумность просьбы была неоспорима. Для Уорвика и Нортхемптона было естественно сражаться на западе, потому что единственное направление, в котором мог продвигаться Генрих с пользой для себя, — восточное, как раз там и лежали их земли. Люди Рэннальфа должны были больше опасаться Норфолка. Даже Джордан, озабоченный безопасностью не только своего замка, но и города, понял и одобрительно закивал головой.

Стефан нахмурился, чутье полководца боролось с подозрительностью, разросшейся до необычайных размеров.

— Ты показал себя таким мудрым в военных делах, — проворчал Юстас, имея собственные причины удерживать Рэннальфа подальше от его земель, — что мы просто не можем себе позволить потерять тебя. Возможно, будут найдены какие-то другие варианты. Люди Соука, вассалы твоей жены, еще ничего не сделали для защиты своего короля. Призови их. Чтобы твои земли не оставались без защиты, позволь своему сыну ехать со мной. Конечно, твои вассалы последуют за ним.

Поступи такое предложение в 1149 году и будь Джеффри тогда достаточно взрослым, Рэннальф согласился бы. Но в этот миг он не сомневался, что позволить Джеффри ехать означало послать сына на верную гибель. Явно или тайно, но Юстас постарается, чтобы мальчик не прожил и недели, и к тому же вассалы Рэннальфа окажутся во власти Юстаса. Рука Рэннальфа красноречиво соскользнула с пояса и легла на рукоять меча.

— Джеффри не свободен, чтобы ехать, — открыто вклинился Нортхемптон, хорошо зная нрав Рэннальфа и слишком любя Джеффри, чтобы согласиться с таким планом. Внешне это могло выставить Рэннальфа в неблагоприятном свете, но у него не было другого выбора.

— Мой сын — оруженосец Рэннальфа. Он получил тяжелое ранение во время взятия Соуком моста. Я отдал ему Джеффри для выполнения службы Джона.

Юстас был горяч, но понимал, когда заходил слишком далеко.

Рэннальф измерил его полным холодной враждебности взглядом, рука его сжимала меч.

Нортхемптон был тоже зол, а горящие ненавистью голубые глаза Джеффри не оставляли никаких сомнений. Судя всех по себе, Юстас решил, что Джеффри мог оказаться не совсем безопасным спутником. Он мог бы всадить нож под ребра своему спящему господину или в разгар решающей битвы переметнуться на сторону врага.

— Если вы утверждаете, что Джеффри вам нужен, то я, конечно, не буду забирать его силой. Естественно, ваши удобства превыше благополучия королевства, — презрительно прошипел Юстас.

Рэннальф побледнел и прикусил губу. На старческом лице Нортхемптона появились багровые пятна.

Стефан, очнувшись с большим опозданием, заметно заволновался. Из-за злого языка Юстаса вассалы отдалялись один за другим, а Нортхемптон был слишком могущественным, чтобы легко сносить оскорбления.

— Юстас! — возмутился король. — Ты должен простить его, Саймон, и ты, Рэннальф. В эти ужасные для нас дни мы все делаем и говорим не то, что думаем. В том, что сказал Юстас, все же есть доля правды. Мы отдали тебе графство Соук, чтобы ты мог лучше защищать нас, Рэннальф. Ты же употребил его для обогащения своей казны, не прибавив ни одного меча к нашим войскам. Уж лучше бы мы предоставили леди ее собственному выбору. Если, как ты говоришь, твои люди устали от королевской службы, пора использовать вассалов твоей жены.

Будь Рэннальф лет на двадцать моложе, он разрыдался бы от досады. Не было бы чужих, он высказал бы в лицо Стефану все, что о нем думает, не стесняясь в выражениях. Рэннальф задыхался от чудовищной несправедливости Стефана. Ведь война — это не только люди. Графство Соук было безбожно обобрано, чтобы оплатить поход Юстаса во Францию и бессмысленную осаду Уоллингфорда.

— Если люди Слиффорда не желают оставлять свои земли, когда шевелится Бигод, что говорить о тех, чьи владения обращены к его границе.

До сих пор Рэннальф еще как-то сдерживал бурлящие эмоции. На лице Стефана читалось упрямое нежелание слушать его доводы, и чаша терпения Рэннальфа переполнилась.

— Уверяю вас, они будут более чем бесполезны, и не только потому, что их сердца остались дома, но потому, что в этой войне они никогда не принимали участия. Вам хорошо известно, милорд, что их симпатии находятся на другой стороне.

Рэннальф должен был это сказать.

Внешний лоск и напускная любезность тут же покинули Стефана.

— Ты клялся мне в верности или нет?! — истошно орал он. — Ты мой человек или хочешь открыто объявить себя отступником? Если ты не можешь справиться с собственными людьми, найдется другой, кто сделает это вместо тебя. Я приказываю вызвать вассалов Соука на мою защиту! Горе тебе, если они не придут!

Мертвая тишина воцарилась в той части огромного зала, где вассалы и слуги ожидали ответа Рэннальфа. Белый как полотно, раздираемый любовью и презрением к этому человеку, Рэннальф не проронил ни слова.