Виктория Холт - Чертополох и роза

– Вы ведь понимаете, что я не могу жить с Ангусом.

– Прекрасно понимаю.

– Он не был мне хорошим мужем, а в определенном смысле еще и предал Шотландию.

– Мы умеем разбираться с предателями. Он уже арестован.

У Маргариты перехватило дыхание. На какой-то миг она представила, как Ангус идет к плахе, и содрогнулась. Ее вечно будет преследовать мысль о его прекрасном теле, окоченевшем и мертвом. После Флоддена Маргарита порой видела дурные сны о Якове. Она хотела развестись с Ангусом, но не желала ему гибели. Ей всегда была ненавистна мысль о смерти, и она надеялась, что па ее совести никогда не будет ни одной загубленной жизни мужчины или женщины.

Маргарита объяснила это Олбани, и тот задумчиво выслушал ее.

– Я вижу, у вас доброе сердце, – сказал он.

– Я любила его когда-то, – ответила она. – Ангус – глупый, безрассудный мальчик… не более того. Он не заслуживает смерти. Я жажду освободиться от него, но никогда не смогу жить спокойно, будучи хотя бы отчасти повинна в его гибели. Помогите мне с разводом, и вы сделаете меня счастливой женщиной.

– Разве я не достаточно ясно показал, что сделаю все возможное ради вашего счастья?

Она обратила на него взгляд сияющих глаз:

– Мне очень хотелось услышать это от вас. Олбани понял, что Маргарита воспринимает обычные комплименты с величайшей серьезностью, но пожал плечами. Почему бы и нет? Вино и танцы возбудили его; королева – очень красивая женщина, и кто взялся бы предсказать, что ожидает их в будущем? Когда они будут свободны, – а герцог не сомневался, что это произойдет очень скоро, – брак между ними станет удачным политическим ходом, каковой наверняка восхитит его господина, Франциска, и, очевидно, приведет брата Маргариты Генриха в такое бешенство, какое ему нечасто доводилось испытывать.

– Мы отправим Ангуса в ссылку во Францию, – сказал Олбани. – Не беспокойтесь. Я прикажу, чтобы с графом там достойно обращались, но уехать ему придется.

– И вы поможете мне в Риме?

– Вы вправе рассчитывать на меня. Я сделаю все, чтобы помочь вам в этом.

– О, как я жажду освободиться от этого человека!

– Это скоро произойдет, не сомневаюсь. Что до меня…

Маргарита придвинулась ближе.

– Скоро мы оба станем свободны, – прошептала она. – Но есть еще и сейчас…

От столь откровенного приглашения отказаться было бы грубостью.

И в ту ночь они стали любовниками.

Это были счастливые месяцы. О королеве и герцоге ходили скандальные слухи, но ей было все равно. Она писала радостные письма брату, желая помирить Генриха и Олбани, как некогда, еще при жизни Якова, пыталась примирить две страны.

Генрих скрежетал зубами, читая эти послания. Рычал, что сестра – бесстыдная женщина, и его убивает, что Тюдор могла так легко забыть обо всех приличиях.

Генрих хотел приказать ей бросить регента и вернуться к Ангусу. Последний пользовался его покровительством, и Генрих собирался сделать молодого человека главой проанглийской партии в Шотландии. Монарх сейчас даже больше прежнего злился из-за этого развода, чем когда впервые о нем услышал. Брат Маргариты начинал думать, что у него никогда не будет сыновей от Екатерины и на их браке лежит некое проклятие. Поскольку он и мысли не допускал, что мог чем-то обидеть Бога, то стал искать, в чем вина королевы, и тут доброжелатели напомнили: она была замужем за его братом, прежде чем стать его женой. У Генриха появились угрызения совести из-за этой женитьбы, и он тоже теперь подумывал о разводе.

«Хорошенькое дело, – злился Генрих, – и брат, и сестра одновременно обращаются в Рим с просьбой о разводе. Следовательно, Маргарите надо прекратить подобные попытки и вернуться к Ангусу».

Но вот это-то его сестра точно не собиралась делать.

С тех пор как расцвел их роман с Олбани, ей позволили сколько угодно видеться с сыном. Привязчивый по натуре, Яков был очарован веселой и жизнерадостной матерью. А видя, что сын так же, как и она, доволен их воссоединением, молодая женщина чувствовала себя совершенно счастливой.

Итак, она каждый день виделась с Яковом. Скоро предстоял развод с Ангусом, а пока Маргарита наслаждалась обществом Олбани. Когда они оба станут свободны, их союз будет узаконен во славу Шотландии и к восторгу ее королевы.

Ангуса, давшего обещание удалиться в изгнание, отпустили из-под стражи, чтобы он мог это сделать; но, оказавшись на свободе, молодой граф щелкнул пальцами перед носом Олбани и продолжал оставаться в Эдинбурге.

Но пока Ангус не покинул Шотландию, нельзя было ожидать мира, а регент, безусловно, не относился к тем, кто спокойно терпит, как нарушают их приказы.

Когда Олбани доложили, что Ангус все еще болтается в Эдинбурге, герцог снял шляпу и бросил ее в камин – в ярости он всегда так поступал. Никто никогда не пытался вытащить шляпу из огня, и Олбани стоял, гневно глядя, как языки пламени завиваются вокруг тонкого бархата. Так Джои Стюарт укрощал гнев на тех, кто нанес ему оскорбление, и к тому моменту, когда шляпа сгорала, уже вновь обретал обычную сдержанность. Друзья Олбани видели немало хороших шляп, погибших подобным образом.

И все-таки он не собирался позволить Ангусу пренебречь приказом.

Зная, что молодой граф часто заходит в некий винный погребок, регент послал за хозяином этого заведения.

– Милорд Ангус завсегдатай вашего погребка, насколько я понимаю, – сказал он.

– Это так, милорд. Когда его лордство живет в Эдинбурге, то часто заходит ко мне с другими господами из своего клана. Им правится мое вино, милорд.

– Хм, – обронил Олбани. – Теперь слушайте внимательно. Когда Ангус придет к вам в следующий раз, я хочу, чтобы вы немедленно отправили посыльного за моей стражей. Потом вы подольете настойку, которую вам дадут, в вино милорда Ангуса и любых спутников, какие с ним будут. Ясно?

Хозяин погребка ответил, что все понял, и приказы милорда регента будут исполнены.

Несколькими вечерами позже Ангус зашел в винный погребок вместе со своим братом Джорджем и властно потребовал вина, каковое ему тотчас принесли (но не раньше, чем влили в бокалы настойку и отправили посыльного за стражей).

Пока они с Джорджем сидели и пили, Ангус хвастал, что ни жена, ни регент не заставят его покинуть Эдинбург. У него, мол, точно такое же право тут оставаться, как и у них, – если не больше, поскольку Олбани наполовину француз, а Маргарита – англичанка.

Джордж во всю глотку поддерживал брата, он был искренне предан Ангусу, хотя более здравомыслящие члены семьи осуждали поведение главы своего дома. Гэвин Дуглас, например, назвал племянника «безмозглым глупцом, готовым искать на свою голову неприятностей, следуя советам коварных людей».