Флора Спир - Любовь и честь

– И по вполне основательной причине, – сказал Пирс. – Рожер утверждает, что католические священники нетерпимы к другим религиям и что если он даст им разрешение строить на Сицилии монастыри или аббатства, они настоят на том, чтобы все православные греческие церкви были разрушены, а мусор сметен в море. То же самое было бы сделано со всеми мечетями и синагогами, а вместо них поставлены латинские католические церкви. А это будет означать конец мирного королевства Рожера. Если дядя Эмброуз хочет покинуть дом Георгия, то, за исключением католического собора в Кефалу, очень мало мест, где он будет чувствовать себя как дома.

– Это я и хотела с тобой обсудить, – откликнулась Йоланда. – Дяде Эмброузу есть куда переехать. У нас просторный дом. Я не думаю, что почтенный аббат станет возражать против скромных любовных отношений мужа и жены. Как ты считаешь? И еще подумай, Пирс, вот о чем: когда ты вернешься в Италию, а это тебе вскоре предстоит, дядя Эмброуз составит мне компанию. Это будет так чудесно.

– Ты готова пойти на это? Взять его сюда? – переспросил Пирс.

– Что это значит – «взять его сюда»? – возмутилась Йоланда. – Как ты можешь говорить столь пренебрежительно? Дядя Эмброуз часть твоей семьи, а значит, и моей. Как можно сомневаться, «взять» его или нет. Словно он ищет укрытия от преследования! Разумеется, я хочу, чтобы он к нам переехал. Днем ему будет легко пользоваться библиотекой дяди Георгиоса, а ночью ему не придется непрерывно молиться, чтобы не думать о том, что вытворяет на склоне лет дядя Георгиос со своими двумя любовницами. Пирс, прекрати надо мной смеяться!

– Я смеюсь не над тобой. Я смеюсь от чистого удовольствия. Какая ты замечательная женщина! Дядя Эмброуз переедет к нам. Завтра я с ним поговорю. А теперь повтори-ка мне, – попросил он и нежно коснулся ее груди, – что это ты говорила о скромных любовных отношениях мужа и жены?

Дни становились короче, предвещая конец жаркого сицилийского лета. В Италии не было никаких признаков столь долгого ожидаемого вторжения армии императора Лотаря, но, несмотря на это, пришло время Пирсу возвращаться туда. Да и пора было навестить пожалованное ему владение в Асколи. В последний вечер перед отъездом они с Йоландой ужинали, как обычно, вместе с отцом Эмброузом. Как только трапеза закончилась, Эмброуз извинился и удалился в свою комнату, сказав, что ему надо поработать.

– До чего же милый человек, – Йоланда любовно поглядела ему вслед, – хочет дать нам еще побыть наедине.

– Так давай же возможно лучше используем это время. – Пирс встал из-за стола и протянул ей руку. – Милая моя жена, пора идти в постель.

– Пирс, солнце еще не садилось. – Она бросила чувственный взгляд ниже его пояса. – Какой же ты ненасытный.

– Ты пойдешь со мной или нет?

Он не сомневался в ее согласии, но не знал, как она себя поведет. У Йоланды была очаровательная и соблазнительная манера дразнить его вплоть до того момента, когда они, обнаженные, оказывались в постели. Она падала в его объятия пылко и страстно. Но не всегда они предавались любви в постели. Как-то днем она в нетерпении объявила, что до постели слишком далеко, и, не думая долго, села к нему на колени в саду на скамейке, заметив, что ее пышные юбки прекрасно скроют их интимные утехи. Они помнили одно событие, когда отправились на холмы и она остановила лошадь именно в том месте, где когда-то он отказался обладать ею. Теперь, сказав, что у нее осталось невыполненное обещание, она невозмутимо сняла с себя одежду и, опустившись на плащ, раскрыла ему объятия. Воспоминания об этом полном страсти, пронизанном солнцем дне позволило его возбужденной плоти испытать неслыханное блаженство.

Пирс с каждым днем убеждался, что ему повезло несравненно больше, чем многим молодым мужчинам. Любовь Йоланды оказалась для него целительным волшебным бальзамом, воскресившим его к новой жизни. Странно, но в этот вечер она не стала шутить и поддразнивать его. В ответ на приглашение она просто вложила в его руку свою и бок о бок с ним поднялась по лестнице наверх.

Заходящее солнце заливало спальню, озаряя их обнаженные тела золотистым светом. Солнечные лучи зажгли красноватые огоньки в распущенных волосах Йоланды. Ее пылкость и отзывчивость пленяли Пирса. Но он слишком хорошо знал свою жену, чтобы не заметить: она чем-то озабочена. Йоланда выждала спокойный момент, когда лежала в его объятиях на белоснежных простынях.

– Пирс, я колебалась, стоит ли говорить тебе. Я не хочу, чтобы ты тревожился там, вдали от меня, но убеждена – ты должен знать. Если я хочу, чтобы ты был честен со мной, то и сама не должна иметь от тебя тайн.

– Что ты такое натворила? Купила какой-нибудь кошмарный лишний предмет из обстановки для дома? – сонно пробормотал он, уткнувшись в ее атласную шею. – Или ты пригласила папу римского погостить у нас? Эти неуемные римляне доставляют бедняге кучу хлопот и неприятностей, так что он, наверное, сразу примет твое приглашение. Но как объясним мы его визит Рожеру?

– Пирс, я серьезно.

– Правда?

Его не слишком тревожило, что она собирается сказать. У нее каждый день бывали какие-нибудь новости: то она подобрала бродячую кошку, то привела домой какого-то нищего, чтобы выучить его, как стать слугой, а то пригласила пожить у них растерянного путешественника-иностранца. Пирс уже привык к тому, что он называл заботой о раненых птицах. Любящее сердце, которое так нежно заботилось о нем, сострадало всему живому. Он не мог упрекать ее за эту слабость и не смел ревновать к удивительной щедрости ее души и сердца. Пирс знал, что самой глубокой и страстной любовью она любит только его одного.

– У меня будет ребенок от тебя.

Его затуманенному желанием сознанию понадобилось несколько мгновений, чтобы понять сказанное ею. Когда до него наконец дошло, в чем она только что призналась, он поднял голову, лежавшую у нее на плече, и убрал руки с ее груди.

– Повтори, что ты сказала?

– Почему ты так удивлен? Когда мужчина и женщина каждый день предаются любви, такое должно случиться поздно или рано.

– Ты уверена?

– Неужели ты не заметил, что со дня нашей свадьбы у меня только один раз были месячные? Или ты решил, что все само устроилось для твоего удобства? – Она подшучивала над ним, наблюдая, как ошеломила его неожиданная новость. – А может, ты думаешь, что и грудь у меня увеличилась тоже для твоего удовольствия?

– И ты собиралась разрешить мне сегодня любить себя и, возможно, повредить ребенку?

– Если близость прошлой ночью, или перед этим, или все ночи с того момента, как мы поженились, не повредила ребенку, почему же она повредит сегодня? Только потому, что теперь ты об этом знаешь? – съязвила она.