Виктория Холт - Римский карнавал

— Не бойся, Джироламо, — сказал он. — Я смогу постоять за себя.

Он поделился опасениями Джироламо с Лукрецией.

— Они беспочвенны, — ответила та. — Мой отец считает тебя членом семьи. Он знает, что мы можем быть счастливы вместе. Но Джироламо — добрый человек, Джованни, я рада, что он так привязан к тебе.

И все последующие недели Джованни получал новые доказательства любви к себе, постепенно забывая о своих страхах.

Я могу сделать Лукрецию счастливой, размышлял он; папа так любит ее, что готов благословить любого, кто сможет сделать это. Он начал верить, что преувеличивал слухи и что Борджиа — просто семья, за исключением Чезаре и Джованни, необычайно преданная своим близким.

Снова пришло время карнавала; папа с балкона наблюдал за происходящим на улице, аплодируя всякой непристойности и в то же время благословляя толпу. Никогда еще не было человека, который мог до такой степени соединять в себе любовь к пошлости и благочестию; никогда еще не было человека, готового относиться 2 — к религии с юмором. Во время карнавалов горожане оставались довольны своим папой больше чем кем-либо.

Джованни Сфорца невзлюбил карнавалы, его смущали непристойные сцены, которые разыгрывались на площади; он не испытывал ни малейшего удовольствия от грубых шуток, он уже скучал по Пезаро.

Ему не хотелось выходить на улицу, чтобы смешаться с толпой, поэтому Лукреция гуляла с братьями и Санчией, их слугами и служанками обеих девушек.

Чезаре Борджиа предложил нарядиться актерами, чтобы легче было смешаться с толпой.

Это привело Лукрецию в восторг — в отличие от мужа она любила веселый и шумный Рим и совсем не вздыхала, вспоминая Пезаро.

Санчия решила уделить внимание Джованни, чтобы вызвать ревность брата, и это не нравилось Джованни. В костюмах, в масках, скрывавших лица, они танцевали на улице, Санчия с Джованни двигались впереди, танцуя на испанский манер, изображая робкие призывные чувства, перерастающие в безумную страсть, ведущую к неизбежному концу. Но Чезаре не думал в этот момент о Санчии; у него были планы относительно Джованни, но он не спешил с ними, потому что сейчас его мысли занимал другой Джованни. Тем более что Лукреция находилась рядом, а его любовь к Санчии никогда не была так сильна, как к сестре.

Он мог довести себя до бешенства не потому, что Санчия свободно вела себя с Джованни, а от одной мысли, что Лукреция вынуждена жить с таким мужем.

— Лукреция, детка, обратился он к сестре, — тебе нравится карнавал?

— О да! Я всегда любила его. Ты помнишь, как мы обычно наблюдали за происходящим на улице с балкона дома нашей матери и как нам хотелось быть среди гуляющих?

— Я помню, как ты хлопала в ладоши и танцевала на балконе.

— Иногда ты поднимал меня, чтобы мне лучше было видно.

— У нас много общих счастливых воспоминаний, дорогая моя. Когда я вспоминаю о тех, кто разлучил нас тогда, мне хочется убить их.

— Не говори о подобных вещах в такой вечер, Чезаре.

— Именно в такой вечер память возвращает меня в то время, когда мы жили в разлуке. Твой муж невольно стал причиной этого.

Она нежно улыбнулась.

— Он имеет в Пезаро определенные обязанности, Чезаре.

— А что ты думаешь, Лукреция, вы скоро вернетесь в свой ужасный замок?

— Мне кажется, что совсем скоро он пожелает уехать домой.

— Тебе хочется расстаться с нами?

— Чезаре! Как можешь ты так говорить? Неужели ты не понимаешь, что я так сильно скучаю по вас, что нигде не могу быть счастлива, если вас нет рядом?

Он глубоко вздохнул.

— Именно это я и хотел от тебя услышать. — Он обнял ее и притянул к себе. — Ненаглядная моя сестренка, — прошептал он, — не бойся. Пройдет совсем немного времени, и ты будешь свободна.

— Чезаре! — она произнесла его имя так, словно задавала вопрос.

Танец разгорячил их. Любовь к младшей сестре вытеснила из его сердца ненависть к Санчии и брату. Он почувствовал огромное желание уберечь ее от несчастья и, веря, что она, как и они с отцом, презирает своего мужа, не стал упускать возможности сообщить ей, что скоро она избавиться от него.

— Тебе недолго осталось ждать, милая сестренка, — добавил он.

— Развод? — поинтересовалась она, затаив дыхание.

— Развод! Святая церковь не одобряет это. Не волнуйся, Лукреция, существует множество способов избавиться от нежелательного человека.

— Ведь ты не имеешь в виду?.. — воскликнула она.

Он промолчал.

— Послушай, моя дорогая. Мы не станем говорить о подобных вещах на улице. У меня есть планы относительно твоего мужа, и я обещаю тебе, что к следующему карнавалу ты забудешь о его существовании. Ну как, ты довольна?

Лукреция едва не упала в обморок от ужаса. Она не любила Джованни Сфорца, но пыталась полюбить его. Находясь в Пезаро, она всей душой старалась быть ему хорошей женой, нельзя сказать, что ей это не удавалось. Он не был возлюбленным, о котором она мечтала, но он был ее мужем. У него были свои чувства и надежды; и если он испытывал к себе чувство жалости, то и она очень жалела его. Его жизнь складывалась так несчастливо.

— Чезаре, — заговорила она, — я боюсь… Его губы коснулись ее уха.

— На нас смотрят, — ответил он. — Мы танцуем не так, как нужно. Завтра после обеда я приду к тебе. Тогда мы сможем оставаться уверенными, что нас никто не подслушивает и никто за нами не подглядывает. Я расскажу тебе о своих планах.

Лукреция молча кивнула.

Она продолжала танцевать, но больше ей не было весело. В ушах звучали слова Чезаре. Они собираются убить Джованни Сфорца.

Полная тревоги и неуверенности, она не спала всю ночь, новый день не принес ей покоя.

Никогда в жизни не чувствовала она такой связи с семьей, никогда она еще не сталкивалась с необходимостью принять такое важное решение. Предать интересы семьи значило совершить непростительный поступок. Остаться в стороне и позволить им убить мужа — как могла она пойти на это?

Лукреция поняла, что у нее проснулась совесть.

Она знала, что еще молода и плохо разбирается в жизни. Она поняла, что, как и отец, стремится к гармонии в окружавшем ее мире, но в отличие от Александра, не могла идти к ней без оглядки. Она не любила Сфорца и знала, что не особенно расстроится, если он совсем исчезнет из ее жизни; но ее ужасала мысль о том, что его предадут насильственной смерти и она окажется соучастницей, если не предупредит его.

Она столкнулась с необходимостью выбора. Сохранить верность отцу и брату и позволить им разделаться с Джованни или же предупредить Сфорца и предать свою семью.

Страшное решение должна она принять. Вся ее любовь и преданность вступили в противоречие с чувством справедливости.

Убийство! Это страшная вещь, и она не хотела иметь к нему ни малейшего отношения.