Виктория Холт - Фаворитки

Она не хотела близости с мужчиной без любви, а в жизни теперь было так много всего, что можно любить помимо мужчин!.. Она могла бы ему напомнить, что Томас Киллигрю платил женщине двадцать шиллингов в неделю, чтобы она оставалась в театре и дарила счастье его актерам в моменты их предрасположения к любовным утехам. Так что, даже будучи благодарна Лейси, она отворачивалась от него равнодушно, как она научилась отворачиваться от великого множества добивавшихся ее расположения.

А ее расположения добивались действительно многие. В те дни из всех актрис больше всего говорили о ней. В театрах, возможно, были актрисы лучше нее, но Нелл была самой очаровательной. Хотя кое-кто утверждал, что это необыкновенно хорошенькое создание, Молл Дэвис, в Герцогском театре танцевала лучше.

Горожане часто цитировали стихи Флекно очень хорошенькой даме:

«Она мила и об этом знает;

Она умна и это понимает;

Но она не только умна,

И не только мала и мила,

Сотнями таких достоинств обладает,

Что сердца мгновенно покоряет…»

Ухаживатели декламировали этот стишок ей, напевали его в партере. А последние две строчки выкрикивали особенно громко:

«Вы понять уже успели —

Это наша крошка Нелли!..»

И хотя время было тяжелое и собрать полный театральный зал зрителей было крайне сложно, те, кто имел возможность отрешиться от государственных забот, все же шли смотреть, как Нелл Гвин играет Флоримеля и задорно танцует свою джигу.

Король хандрил. Фрэнсис Стюарт, которую он так долго обхаживал, убежала с герцогом Ричмондским, да и более важные дела давали много причин для беспокойства. Его королевство, почти разрушенное ужасными событиями последних двух лет, оказалось перед серьезной угрозой со стороны голландцев. У него не было денег для переоборудования кораблей, поэтому он вынужден был вести переговоры о заключении секретного перемирия. Французы объединялись с голландцами против него, и голландцы, не перенесшие таких испытаний, не стремились к миру.

Король редко посещал представления, он не пришел даже на новую пьесу Джона Хоуарда «Все ошиблись, или Безумная игра», в которой у Нелл была комедийная роль.

Ее звали Мирида, и у нее было два поклонника — толстый и худой, а она одному обещала выйти за него замуж, если он поправится, а другому — если тот сумеет похудеть. Эта роль дарила ей много возможностей для шутовства, которое было ее коньком. Лейси, в костюме с подушками под ним, был толстым любовником, и Нелл в сцене с ним доводила публику до истерического хохота. Привлекала публику и пародия Нелл на роль Молл Дэвис в спектакле «Соперники»в Герцогском театре; вместе со своим толстым возлюбленным она перекатывалась по сцене, представляя на всеобщее обозрение значительную часть собственной персоны, так что джентльмены в партере, чтобы разглядеть все получше, становились на свои места. Это вызывало недовольство сидящих позади, что часто приводило к раздорам.

Один из зрителей, сидевших в ложе, смотрел на эту сцену с жадным и нескрываемым интересом. Это был Карл Сэквилл, лорд Бакхерс, острослов и поэт. Он решительно был намерен сделать Нелл своей любовницей.

Естественно, первым, кто оказался после спектакля в артистической уборной просить миссис Нелли отобедать с ним, был Карл Сэквилл.

Они обедали в таверне «Роза» на Рассел-стрит; хозяин гостиницы и таверны, узнав своих посетителей, изо всех сил старался угодить им.

Нелл отказалась пригласить джентльмена к себе домой. Отправиться к нему в гости она тоже отказалась. Она знала, что он имеет репутацию повесы, и, хотя он был необыкновенным красавцем и острословом, она не была намерена уступать его желаниям. Некоторые из этих придворных джентльменов вовремя останавливались. Но милорд Рочестер и кое-какие из его добрых приятелей, как говорили, начинали подумывать о приручении хорошеньких дам посредством насилия. Она не собиралась помогать этому благородному вельможе в осуществлении его сомнительных планов.

Он облокотился на стол и предложил ей еще вина.

— Ни одной актрисе в городе до вас не дотянуться, Нелли, — сказал он.

— А если кто и дотянется, будь то актриса или благородный вельможа, то без моего желания не дотронется.

— Ох, вы же и колючая, Нелл! Почему?

— Я похожа на ежа, милорд. Чувствую, когда надо быть осторожной.

— Давайте не говорить об осторожности.

— Тогда о чем — о войне с голландцами?

— Я могу придумать и более счастливые темы.

— Например, милорд?

— Вы… я… одни где-нибудь вместе!..

— Будет ли это счастьем? Вы будете настаивать, я буду отказывать. Если вам необходим мой отказ, чтобы стать счастливее, сэр, вы можете получить его здесь и сейчас.

— Нелли, от вас можно сойти с ума, но такой красотке, как вы, подобает иметь лучшее жилье, чем ваше нынешнее — на Друри-лейн!

— Разве подобает джентльмену насмехаться над жильем своих друзей?

— Если он готов предоставить лучшее.

«Мое жилье совсем не то, что богача палаты, И выбираю я еду за недорогую плату. Но вот чего не выношу и от чего зверею, Так это от стараний друга усесться мне на шею…» пропела Нелл, пародируя песню из «Соперников».

— Прошу, Нелл, отнеситесь к этому серьезно. Я предлагаю вам красивую квартиру, сотню дукатов в год… такие драгоценности и общество, которые украсят вашу жизнь.

— К драгоценностям я равнодушна, — ответила она, — и сомневаюсь, что вы сможете помочь мне обрести лучшее общество, чем мое нынешнее.

— Жизнь актрисы! Как долго, вы думаете, она длится?

— Думаю, что немногим дольше, чем жизнь содержанки благородного лорда.

— Я буду любить вас вечно!

— Несомненно, вечно! Вечно — до того только момента, когда вам захочется приударить за Молл Дэвис или Бекки Маршалл.

— Вы думаете, что я легко расстанусь…

— Нет, не думаю. Такие, как вы, милорд, думают о расставании исключительно после того, как соблазнят какую-нибудь бедняжку.

— Нелл, у вас воистину слишком острый язычок.

— Милорд, каждый защищается чем может. У одних имеются драгоценности и сотня фунтов в год, чтобы искушать нуждающихся; другие парируют нападки откровенностью.

— Пройдет немного дней, — уверенно сказал Карл Сэквилл, — и вы придете ко мне, Нелл. Нелл пожала плечами.

— Кто знает, милорд? Кто знает? А теперь, прошу вас, докажите мне, что вы гостеприимный хозяин и позвольте мне насладиться этими яствами. И потешьте мой слух своим непревзойденным остроумием, о котором столько говорят. Да будет вам известно, что человек, от которого я приму драгоценности, роскошное жилище и сотню фунтов в год, должен быть остроумным, гостеприимным хозяином, а это, насколько мне позволяет судить мой скромный опыт светской жизни, означает говорить не о собственных его, хозяина, увлечениях, а о предпочтениях гостя.