Маргарет Барнс - Королевская постель

Жаркий августовский день клонился к вечеру, и над Лестером опускался закат. Багровый свет заходящего солнца был вполне созвучен болезненному, тревожному ожиданию, в котором жила в те дни Англия.

На фоне зловещего неба четко вырисовывались силуэты городских стен, ворот, домов с остроконечными крышами и массивное аббатство Святой Марии. Казалось, что тепло, скопившееся за день на крышах и карнизах, стекает с них, заполняя узкие улочки.

Был тот час, когда горожане, завершив дневные дела, устремляются подальше от душного города, чтобы немного отдохнуть и подышать свежим воздухом, но надвигающаяся гроза удерживала женщин у дверей своих домов, а их мужей – в таверне, где они сидели на лавках, тесно прижавшись друг к другу. Мужчины сетовали на то, что торговля становится опасным занятием, и пытались узнать друг у друга новости про Генриха Тюдора.

В таверне постоялого двора «Белый Кабан» семнадцатилетняя Танзи Марш, помогая отцу обслуживать посетителей, невольно слышала все эти разговоры, но воспринимала их с безразличием и невниманием, свойственными юности. Государственные проблемы, разногласия между сторонниками двух династий – Йоркской и Ланкарстерской, которые взрослые обсуждали так горячо, интересовали ее значительно меньше, чем цвет нового платья к Михайлову дню, пони по имени Пипин или приступы удушья, от которых страдает ее отец.

– Если этот ланкаширец, Генрих Тюдор, объявится в Уэльсе, снова начнется гражданская война, – произнес Уильям Джордан, школьный учитель грамматики, и голос его был прекрасно слышен в душном, плохо освещенном помещении.

– Он уже объявился, – ответил ему ночной сторож из ратуши, который, конечно же по долгу службы, не мог не знать этого. – В Пемброке. Мэр узнал об этом от одного купца из Уэльса, который приехал к нам сегодня утром. Он еще сказал, что Генрих Тюдор приближается к Шрусбери. И поскольку он движется под знаменем своего отца, на котором изображен Уэльский дракон, люди с песнями присоединяются к нему, и его войско увеличивается.

– Ставлю десять четырехпенсовых монет против пряжки с туфельки нашей Танзи, что король Ричард приведет свое войско из Ноттингема и остановит его, – предложил пари решительный молодой человек, Том Худ, кузнец, обнимая девушку за талию.

– Представляю себе, какой будет звон, если они сойдутся! – загоготал другой кузнец и с видимым удовольствием залпом осушил свою кружку.

Для кузнецов перспектива появления в этих краях армии, любой армии, означает неплохой заработок, подумал Роберт Марш, хозяин «Белого Кабана». Однако он сам, страдая в течение многих лет от последствий ранения, полученного на шотландской границе, и неплохо устроив свою жизнь с весьма привлекательной второй женой, вовсе не хотел, чтобы ланкаширские подстрекатели вновь заставили горожан покинуть таверны и отправиться на войну. Его дела на постоялом дворе обстояли не лучшим образом потому, что здоровье уже не позволяло ему работать так, как в прежние годы, и, кроме того, у него появился конкурент – Хью Мольпас, хозяин вновь построенного постоялого двора «Золотая Корона».

– Наш герцог сделает из этого Тюдора котлету, – произнес Роберт Марш с нескрываемым раздражением и сделал знак своему слуге Джоду открыть новый бочонок с пивом.

Ричард Третий [1]уже более двух лет был королем Англии, но для многих жителей центральных графств, воевавших под его началом, как Марш, он так и остался герцогом. Молодой король – Ричард Плантагенет, герцог Глостер, провел большую часть своей жизни в военных походах, защищая интересы своего старшего брата, Эдуарда Четвертого, в многочисленных сражениях, которые оставляли ему очень мало времени для любовных похождений и участия в придворных развлечениях.

Поскольку хозяин таверны имел репутацию серьезного человека, который не бросается словами, его мнение о предстоящем сражении произвело сильное впечатление на слушателей, и в комнате воцарилось тяжелое молчание.

– Как вы думаете, сэр, далеко ли успел продвинуться со своей армией король Ричард? – спросил Марша молоденький подмастерье, и его вопрос вызвал страх у многих, кто его услышал.

– Думаю, что еще не очень далеко, – доброжелательно ответил ему Марш и, стараясь успокоить не только спросившего паренька, но и свою собственную дочь, добавил: – Король умеет заставить своих людей двигаться быстро, когда надо, это мне точно известно.

– Вы думаете, что они пройдут через Лестер? – спросил кузнец, и в его вопросе было больше нетерпения, чем страха.

– Мне кажется, они скорее пойдут на запад, через Глостер, чтобы помешать этому выскочке Тюдору пересечь Северн. Если же у герцога не будет времени для этого маневра, он может задержаться в Уорике и превратить его в свою крепость, чтобы не пустить Тюдора в Лондон. Военный опыт должен подсказать ему, что следует расположить войска в центре государства. Но кто может знать наверняка?

День выдался тяжелый не только потому, что было очень душно и отдаленные раскаты грома предвещали грозу, но и потому, что все были взволнованы слухами. Понимая, что хозяин очень устал, седой, учитель поднялся со своего места и, шутливо поклонившись, протянул Танзи свою пустую кружку. В облике девушки и в ее поведении были такая чистота и непосредственность, что мужчины, даже самые слабые, относились к ней с подчеркнутым уважением, и если бы кто-нибудь из них в присутствии отца позволил себе хоть малейшую вольность, он тут же оказался бы за дверью обычно гостеприимной таверны.

– Похоже, что наш добрый друг Марш прав, – сказал господин Джордан. – И поскольку Уорик более чем в тридцати милях отсюда, можно надеяться, что у нас не будет никакого кровопролития. И я всем вам желаю мирной, спокойной ночи.

Уход уважаемого пожилого учителя послужил сигналом, и остальные посетители тоже стали подниматься со своих стульев и скамеек. В аббатстве зазвонил колокол, приглашающий ко сну монахов-августинцев, солнце опустилось за стены замка, а многим клиентам Марша предстояло начать новый трудовой день с первыми петухами, независимо от того, подвергнется город нападению или нет. Желая хозяину спокойной ночи, мужчины покидали таверну по двое или небольшими группами и направлялись по темнеющим улицам к своим домам, где их в тревоге ожидали жены.

Джод закрыл дверь опустевшей таверны и собрал оставшиеся на столах грязные кружки. Танзи, зевая, зажгла свечу, собираясь наверх, в свою комнату. Роберт Марш сидел, облокотившись на пивную бочку, стараясь скрыть от дочери свою усталость, однако, взглянув на него, Танзи мгновенно забыла о том, что сама едва держится на ногах, и ее сердце наполнилось тревогой за отца и сочувствия к нему.