Барбара Картленд - Река любви

Земное ощущение нежности ее кожи позволило ему стряхнуть с себя будто сковывающие его чары, которые не давали ему говорить и двигаться. Он обнял Иризу, нашел своими губами ее губы и поцеловал.

Он почувствовал, что этот поцелуй был совсем не такой, какие он дарил в прошлом и получал в ответ. В нем не было той пламенной страсти, которую он обычно связывал с вожделением.

Это было нечто совершенно иное, прекрасное, восторженное и духовное.

Он жаждал Иризу не только своим телом, но и разумом, и душой.

И в то же время он благоговел перед нею как перед святыней, чего никогда не испытывал к другим женщинам.

Ее губы были очень нежными, податливыми и невинными, и, зная, что он первый мужчина, поцеловавший ее, он был осторожен и нежен с нею.

Когда он ощутил ее ответную нежность, то поцелуи стали более страстными и требовательными. Чувствуя, что ему не хватает воздуха, он поднял голову, чтобы сказать:

— Как это все могло случиться? Я знаю теперь, ты — та, которую я искал и по ком тосковал всю жизнь, и моя интуиция оказалась сильнее разума и привела меня в Египет в поисках тебя.

— Я люблю… тебя! О, Алексий, я люблю… тебя, как и всегда любила!

— Давно?

— С начала… времен, может быть, даже… еще раньше.

Герцог вскрикнул от счастья и триумфа.

Он целовал ее вновь и вновь, пока она не ощутила, что ее затопляет его страсть, и подняла руки, протестующе шепча что-то.

Он мгновенно освободил ее.

— Прости меня, мое сокровище, — сказал он. — Я тебя боготворю и пытаюсь уверить себя, что ты существуешь реально и не исчезнешь, оказавшись рисунком на колонне, и я смогу найти тебя только через тысячи лет.

— Где бы я… ни была, я буду… всегда любить тебя.

— Неужели это правда, действительно правда, что ты любила меня еще до того, как мы встретились? — спросил герцог.

— Ты всегда был со мной в моих мечтах и моих снах.

Когда папа впервые привел меня к святилищу в Карнаке, я увидела — так же, как мы оба увидели это вчера, — мое прибывание… в Египет.

— Алексий! — тихо сказал герцог. — Так вот как меня звали!

— Ты не против того, что я называю тебя так?

— Нет, конечно, нет, — отвечал он. — Это очень кстати, что у меня теперь новое имя, потому что благодаря тебе я родился заново. В будущем Счастливчик, каким меня знают в Англии, прекратит существование.

Ириза испуганно вскрикнула.

— Нет, я не позволю тебе… измениться! Ты стал таким в течение тысяч лет… прожив, возможно, тысячи жизней… и благодаря твоим добрым делам, ты заслужил положение, которое занимаешь теперь.

— А ты?

Она тихо вздохнула.

— Может быть, я вела себя плохо или забывала творить добро, поэтому стала такой, какая есть.

— Я вполне доволен тобой такой, какой ты стала, — сказал герцог.

И он продолжал целовать ее.

Значительно позже, когда глаза ее все еще сияли как всплывшие на небе звезды, он почувствовал, что она была утомлена, и сказал:

— Я оставлю тебя теперь, любовь моя. Засыпай и думай только, что я люблю тебя и ты будешь моей женой.

— Жаль, что я не могу рассказать папе о нас, — прошептала Ириза.

— Я уверен, что он знает, — ответил герцог.

Он подумал, что сам не ожидал от себя таких слов, и тем не менее знал, что это правда.

Он целовал ее еще много раз очень ласково и нежно и, когда она опустилась на подушку, укутал ее простыней до подбородка.

— Доброй ночи, мое сокровище, — тихо сказал он. — Постарайся увидеть меня во сне.

— Я не смогу… иначе.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, прежде чем выключить свет.

Выходя из каюты, герцогу казалось, будто весь мир вокруг перевернулся, и он с трудом мог поверить, что овладевшие им чувства — это не плод его воображения.

Одно было несомненно: он нашел любовь, совершенно новую и необычную, которую, хотя он и отрицал это, всегда искал.

На огромном небосводе сияли звезды и медленно всходил полумесяц.

Ночью якорь был спущен на яхте и все вокруг дышало тишиной и покоем.

Герцог стоял с Иризой на палубе, обняв ее за плечи и глядя вместе с нею в испещренную звездами тьму. Завтра они должны были увидеть храмы Абу Симбель.

Однако теперь для них не могло быть ничего более поразительного, чем взаимное открытие друг друга, и герцогу казалось, что с каждым днем они сближаются все больше.

Счастье их непрерывно возрастало, и ему уже казалось, что оно исходит от них как свет от сияющей звезды.

Ириза ощущала себя как в раю, в реальность которого с трудом могла поверить, принимая его порой за сновидение, способное рассеяться.

Однако каждый раз, когда герцог касался ее, Ириза убеждалась в реальности происходящего с ней, и, хотя они любили друг друга в течение многих других жизней, в настоящее время они были мужчиной и женщиной, и это было слишком удивительным, чтобы выразить словами.

— Ты счастлива, дорогая моя? — спросил герцог.

— Так счастлива, — отвечала она, — что хочу повторить лишь одно: «Я люблю тебя! Я люблю тебя!» — еще и еще раз, пока ты не устанешь это слушать.

— Я никогда не устану, — ответил он, — и я продолжаю благодарить богов за то, что они послали мне такое совершенство, как ты.

Боги, как она и надеялась, определенно благословили их — так думала Ириза, когда они поженились на следующее утро после того, как герцог пришел к ней в каюту и попросил стать его женой.

Она спала без сновидений, но с подсознательным ощущением счастья, с которым и проснулась на следующее утро и увидела Дженкинса, раздвигающего занавеси на иллюминаторах.

— Уже восемь часов, мисс! — сказал он. — И его светлость просил, чтобы вы были готовы встретиться с ним через час!

— Конечно же! — воскликнула Ириза. — Как я могла проспать так долго? Я обычно встаю в шесть часов.

— Это пошло вам на пользу, мисс, — уверенно заявил Дженкинс. — Я принес вам небольшой завтрак, но, если вы голодны, я могу принести больше.

Ириза взглянула на поднос, который он поставил рядом; с нею, и воскликнула:

— Это более чем достаточно. Благодарю вас!

Дженкинс пошел к двери, сказав по пути:

— Я приготовлю для вас ванну, мисс, когда вы закончите завтрак, и его светлость спрашивает', не наденете ли вы голубое платье. Он говорит, что вы знаете, какое он имеет в виду.

Ириза улыбнулась.

Она знала, что в этом платье он впервые увидел ее. Хотя оно было не самым новым, и герцог верно догадался, что она сшила его сама, Ириза знала, что именно этот наряд будет всегда иметь особое для них значение.

« Она с наслаждением погрузилась в прохладную ароматную ванну, приготовленную Дженкинсом… и, когда оделась, он вошел к ней в каюту, неся что-то на подносе.

— Я как раз хотела спросить вас, не собирается ли его светлость отправиться на берег, — сказала Ириза. — В таком случае мне надо будет надеть шляпку.