Лори Браун - Свадьба на Рождество

Престон глубоко вздохнул. Быть честным с ней – быть честным и с самим собой тоже. Может быть, впервые в жизни.

– Преследование – вот что меня всегда завораживало. Ухаживать, добиваться, очаровывать, бросать вызов! Как только я добивался своего, я быстро остывал.

– Это предупреждение?

Престон сказал печально:

– Может быть, и так.

– Принимаю к сведению. Но решения не изменю.

– Я даже не уверен, что пытаюсь вас отговорить. Я хочу вас, как не хотел ни одну женщину раньше. Моя душа разрывается, потому что я не уверен, хочу ли я вас забыть. И что мне делать, если старый испытанный способ не поможет?

Она повернулась и посмотрела ему в глаза:

– Что вы сказали?

– Я не знаю, хочу ли я вас забыть…

– Нет. Про то, что вы меня хотите, как ни одну женщину раньше. Скажите это еще раз!

Престон улыбнулся. Глядя ей прямо в глаза, он сказал:

– Мэтти Максвелл. Никогда еще я не встречал такую женщину, как вы. И никого не хотел так, как хочу вас.

– Более чем достаточно.

Она спрыгнула с его колен и встала рядом с креслом. Он ждал какой угодно реакции на свое признание, только не этой. Она сказала:

– Тогда встаньте и снимите одежду. Не будем терять времени зря.

Да, она не такая, как все! Что, если он в нее влюбится, несмотря на благие намерения? Скоро она узнает, как он ей лгал, и начнет его презирать. Все равно – он больше не может бороться с самим собой. Мэтти возненавидит его, это неизбежно, и за это он будет гореть в аду. Но отказаться от такого подарка – ночи с ней… да ни за что!

Мэтти принялась развязывать пояс халата. Он взял ее за руку. Она кинула на него смущенный взгляд. Престон сказал:

– Позвольте мне…

Он медленно развязал пояс, сдвигая шелк и целуя обнажившуюся кожу плеч.

– Я помню эту ткань. Так и знал, что она вам будет очень к лицу…

Мэтти пыталась устоять на подкашивающихся ногах. Она никак не ожидала, что он будет ее раздевать. Все ее познания о физической любви, совсем небольшие, были почерпнуты у женщин, для которых любовь была профессией. Для этих дам любовная встреча была сделкой, работой, которую нужно выполнить побыстрее. Очевидно, они никогда не имели дело с Престоном. Он-то не торопился. Поэтому сейчас Мэтти не понимала, как ей себя вести. Может, просто повторять его действия, как это было раньше, на уроках этикета?

Она взялась за пояс его кашемировой куртки, и у Престона перехватило дыхание. Мэтти поняла, что он волнуется не меньше, чем она. Это придало ей храбрости. Она погладила черные атласные отвороты куртки и сбросила ее с плеч Престона.

Кожа на его груди и руках так и притягивала к себе, и ей не нужны были подсказки, что делать. Она провела пальцами по волоскам на его груди – не очень густым, но и не как у мальчика. Вниз по груди… все ниже и ниже.

Широкие домашние брюки из черного атласа не скрывали его возбуждения. Это не стало неожиданностью. Ее удивил размер. Заинтригованная Мэтти провела рукой по его восставшей плоти, прикрытой черным атласом. Как это поместится у нее внутри? Может быть, у него там какая-нибудь подкладка? Она потянулась к застежке брюк.

Он опять перехватил ее руку.

– Полегче, дорогая. Вы же не хотите, чтобы все закончилось прямо у вас в руке?

Мэтти не очень понимала, что он имеет в виду, но по тону его голоса догадалась: это не то, чего он хочет. Она покачала головой.

– Моя очередь.

Престон потянулся к высокому кружевному воротнику ее белой ночной рубашки.

Она бы просто порвала этот воротник! Престон осторожно расстегивал каждую жемчужинку-пуговицу. Медленно. Слишком медленно! Она опустила руки, прихватив широкий подол. Потом сделала шаг назад, чтобы он снял рубашку через голову. Теперь на ней оставалась только кружевная сорочка.

– И зачем женщины надевают на себя так много, ложась спать?

Престон потянулся к завязке сорочки.

– А вы что надеваете?

– Совсем ничего, если я сплю с прекрасной женщиной.

Престон обнял ее и приподнял, прижав к себе покрепче. Он целовал ее груди, гладил ягодицы. Она обхватила его ногами. Его поразила ее смелость. Затем он вспомнил, что у нее уже был опыт. Она, видимо, знала, что делает. Ее тело выгибалось под его поцелуями. Груди, казалось, вот-вот разорвут нежное кружево сорочки. Он ухватил зубами ткань выреза и высвободил соски, один за другим.

Она застонала, когда его язык лизнул ее набухший сосок, затем второй… он словно дразнил их языком, губами, описывая круги, посасывая, покусывая. Она откинулась назад, чтобы ему было удобнее ласкать ее. Она знала, чего хочет, и умела потребовать своего. Ему нравились такие женщины!

Какое наслаждение, и как это неожиданно! Мэтти чуть не теряла сознание от удовольствия. Одно чудесное ощущение сменялось другим. Она словно расплавилась, когда он поцеловал ее в первый раз. Второй поцелуй зажег ее огнем. Потом дрожь, потом полет – это когда он взял ее на руки. Голова закружилась, ей казалось, она вот-вот улетит. Пришлось схватиться за него покрепче, обхватив ногами его талию.

Потом он коснулся поцелуем ее груди… она жаждала чего-то, чему не знала названия. Она прижималась к нему все теснее, телом, ногами, и он застонал в ответ. Его стон отдавался эхом в ее груди. Тлеющие угольки разгорались в пламя, все ярче, ярче. Пальцы Мэтти скользили по шелковистым волосам на его затылке. Она притянула его голову поближе. Всем существом она жаждала его ласк. Пусть любит ее. Пусть делает все, что делал с другими женщинами. Пусть ласкает ее везде – во всех потаенных уголках ее тела. Она отдаст ему все, что сможет. Всю себя.

Престон был восхищен. Как искренне она предается страсти! Отдает и берет с не меньшим жаром, чем он сам. Матильда никогда не пожалеет, что осталась с ним. И о том, что вообще встретила его. Пусть эта ночь будет особенной. Незабываемой.

Он перестал ее целовать. Недовольная, она потерлась о него бедрами.

Борясь с собственным нетерпением, он понес ее к высокой кровати и бережно положил на мягкую простыню.

– Отпустите меня на минутку…

Она тряхнула головой, не разжимая рук.

– Я просто хочу, чтобы нам было еще удобнее.

Мэтти пробормотала, бросаясь на подушки и выгибаясь, словно кошка:

– Еще – это отличное слово.

Престон опустил полог кровати, чтобы было теплее. Сбросил туфли и растянулся рядом с ней на огромной постели.

Она скользнула в его объятия.

– Я так мечтала, чтобы вы были рядом, и вот вы здесь.

– О чем вы еще мечтали?

– Чтобы вы меня поцеловали.

Она вдруг застеснялась? Он сделал что-то не так? Свет едва проникал сквозь полог кровати. Они были словно в уютной пещере. Он переспросил:

– И это все? Чтобы я вас поцеловал?

Мэтти была несколько озадачена. Почему он медлит? Ей говорили, что возбужденный мужчина уже не остановится… может быть, его нужно поощрить? Нет, робким его никак не назовешь. Она чувствовала, что он на пределе. Что же удерживает его? Почему бы ему наконец не сделать последний шаг? Кажется, ему понравилось, что она такая храбрая. Ее щеки горели. Храбрая? Да она вела себя просто бесстыдно. Что ж, пусть так и будет.