Джо Гудмэн - Мое безрассудное сердце

Лондон

Октябрь 1820 года

Все началось с носового платка. Он был обшит кружевом, украшен монограммой — буквой «Р» — и слабо пахнул мускусом и розой. В последующие годы Декер всегда с легкостью воскрешал его в памяти. Носовой платок был первой вещью, которую он сумел украсть.

— Смотри сюда, мальчуган. Изловчись и вытащи его из моего кармана.

Конечно, проделать это нужно было незаметно. Очень трудная задача, особенно когда за каждым твоим движением с интересом следят две пары глаз. Невыполнимая задача, если учесть, что Декеру Торну всего четыре года.

— Он нервничает, cher [1]. — Это замечание, произнесенное мелодичным голосом с легким акцентом, принадлежало женщине. Ее небесно-голубые глаза смотрели на Декера с мягким выражением доброты и заботливости. — Кроме того, экипаж подпрыгивает. Как же он сможет это сделать?

Экипаж и в самом деле сильно трясло и раскачивало. Когда извозчик объезжал телегу с молоком, Декер повалился вперед, оказавшись между мужчиной и женщиной. Он был водворен обратно на свое место и сразу же опять чуть не съехал с сиденья, потому что карета подскочила на выбоине. Его маленькие крепкие ножки не дали ему свалиться с мягкого кожаного сиденья на пол. При этом мальчик обернулся и в последний раз бросил взгляд на Работный дом для сирот и найденышей, и тут карета свернула за угол.

Декер не мог прочесть название этого почтенного заведения, начертанное на чугунных воротах, но он понимал, что именно за этими воротами жил последние четыре месяца, с самой смерти его родителей. Выпрямившись на своем сиденье, он стал рассматривать пару, сидящую напротив него, открытым и любопытным взглядом четырехлетнего ребенка.

— Вы теперь будете моими родителями? — прямо спросил он.

Они вздрогнули от этого вопроса. Женщина закрыла глаза, а мужчина откашлялся. На какое-то время платок оказался забытым. Вид у них был явно растерянный. Они не ожидали такого вопроса, когда заводили с мистером Каннингтоном разговор о том, чтобы взять себе одного из его подопечных. Сказавшись миссионерами, они обманули заведующего работным домом с весьма определенной целью. Теперь-то они поняли, что род их занятий ничего не значил для этого человека. Каннингтон с радостью пошел им навстречу и постарался отыскать подходящего мальчика. Он был бы счастлив, согласись они взять также и старшего брата Декера.

Но это было невозможно. Перед тем как отправиться в работный дом, они рассудили, что одного ребенка, хорошо обученного, им достаточно. Прокормить второй рот будет уже трудновато. Чего они не учли, так это того, что спасение ребенка из работного дома — а это было именно спасение — накладывает на них определенную ответственность. Им это не пришло в голову, но зато об этом подумал сам ребенок.

Он все еще не сводил с них своего простодушного и выжидающего взгляда, и это их раздражало. Взгляд этот был неподвижен, но казалось, что мальчик смотрит на них обоих. Его ротик слегка приоткрылся, и малыш был бы очень похож на херувима, если бы не его мудрые синие глаза.

Первой заговорила женщина.

— Не совсем родителями, — сказала она. — Скорее, семьей.

— Да, — подтвердил мужчина. — Это точно — семьей.

Декер задумался. Он не совсем понял разницу, но все же ему стало ясно, что это не одно и то же. Наконец он кивнул головой и важно произнес:

— Вот и хорошо!..

Такая серьезность в таком маленьком существе сразила женщину. Ее ясные глаза заблестели от слез. Она часто заморгала, пытаясь сдержать их.

Заметив ее слезы, мужчина хотел было достать свой носовой платок. Обшитый кружевом уголок платка больше не торчал из его кармана, и мужчина очень удивился, не обнаружив его на месте.

И тут чета заметила нескрываемую усмешку на личике Декера Торна и услышала его журчащий смех. Сопротивляться этому было невозможно. Джимми Грумз и Мари Тибодо, как ни были они ожесточены несправедливостью судьбы, не смогли устоять перед искренней детской радостью. Декер Торн пленил их сердца с такой же легкостью, с какой стащил платок у Джимми. А сейчас улыбающийся мальчик протягивал злополучный платок Мари, зажав его в своих пухлых пальчиках.

— Он очаровательный! — сказала Мари, беря платок.

Джимми был совершенно того же мнения. Они сделали хороший выбор. Он похлопал Мари по плечу. Она изящно усмехнулась и поднесла платок к глазам.

— Неплохо сработано, малыш, — сказал Джимми. В устах Джимми, упражнявшегося в ловкости рук с восьмилетнего возраста, это была высокая похвала. — Когда же ты… — Но он не успел договорить, как карету опять сильно тряхнуло, и Декер полетел вперед со своего сиденья. Джимми легко поймал его и усадил к себе на колени. — Вот, значит, как ты это сделал, да? — одобрительно проговорил он. — Когда в прошлый раз тебя бросило вперед. Славный мальчик!.. В нашем деле умение отвлечь внимание людей от того, что тебе нужно стащить, — это все. А малыш-то привлекательный, верно? — И Джимми усмехнулся. — Разве он не привлекателен, Мари?

Та засунула платок за манжет и протянула руки к Декеру. Мальчик охотно дал обнять себя, и Мари прижала его к себе.

— Он красив, — проговорила она, глядя поверх его головы. От ее дыхания темные прядки приподнялись, и шелковистые волосы пощекотали ее губы. — Красивый. Вот он какой!..

До этой минуты Мари Тибодо никогда не испытывала материнских чувств и даже не задумывалась об этом. Но теперь ее охватило желание защищать малыша и заботиться о нем, и желание это было непреодолимо. Она была старшей из пятерых детей и, по сути, вырастила всех своих сестер и братьев, но столь сильных чувств они у нее не вызывали. Она занималась с ними, пока отец с матерью хозяйничали в своей таверне, а когда в парижских трущобах ей предложили более прибыльное занятие, чем нянчиться с сестрами и братьями, родители продали ее фактически так же, как мех с вином, — без большого сожаления.

От этой жизни в конце концов ее спас Джимми Грумз. Она попалась ему на глаза, когда он пребывал в Кале и занимался своим ремеслом во время какого-то летнего праздника. Он украл пару гребней из слоновой кости и на них выменял Мари у ее сводни. В тот же вечер они уехали из Франции обычным для Джимми Грумза способом — прокравшись на торговое судно, которое должно было пересечь Ла-Манш. Мари не знала, куда она едет с этим молодым англичанином, но зато очень хорошо понимала, откуда она убежала. Она с легкостью согласилась связать судьбу с Джимми Грумзом. Одиннадцать лет они были вместе, и за это время он ни разу не совершил ни одного промаха и не заставил ее пожалеть о своем решении. Мари доверяла ему целиком и полностью.