Джин Фелден - Безграничная любовь

Ночь эта оказалась необыкновенно долгой для доктора Джо, солнце уже осветило верхушку горы Глэд Хэнд, когда она вернулась в долину. Она приказала мальчику отвести на конюшню лошадь и, беспрестанно зевая, прошла по двору к кухонной двери. Она решила, что только бросит мимолетный взгляд на котят Райля, так как была совершенно уверена в том, что спасет их. Открыв дверь, она услышала какой-то скребущий звук. Джо повертела головой, прислушиваясь, но все уже стихло. Надо будет не забыть поговорить с Пенфилдом о мышах, подумала она.

Закрыв дверь, Джо тихонько подошла к черной железной плите. Если Райлю и Джинкс удастся выходить котят, это может сократить количество мышей в Хэрроугейте. Она склонилась над корзиной и увидела, что одеяло, которое Райль так бережно постелил, сейчас лежало на подозрительно тихих комочках. Джо откинула его и ахнула. Котята были задушены! Крошечные их тельца были еще теплыми. Она вспомнила звук, который услышала, входя в кухню. С ощущением болезненной тяжести в желудке она поняла, что это не могли быть мыши. Джо постаралась отбросить подозрения. Она упала на пол и заплакала.

— Джо? Джо?

Это был Митч, его голос вернул ее к действительности. Она обнаружила, что все еще смотрит на Карра, вспоминая черные тельца на дне корзины.

— Ты выглядела так, как будто унеслась на много миль отсюда, — сказал Митч. Она улыбнулась.

— Я вспоминала, как ты строил свою дорогу.

— И это была еще та работенка, да, отец? — Карр и не старался скрыть своего самодовольства.

Рот Митча сжался.

На другом конце комнаты Райль, очевидно, позабывший про Карра, смотрел на Джинкс. Джо почувствовала, что внутри нее закипает тревога. В том, как Райль в последнее время смотрел на Джинкс, было что-то, названия чему она не могла подобрать.

Она встала и взяла мужа за руку:

— Пойдем поужинаем?

Джинкс закружилась по комнате, глаза ее засверкали.

— Ведь нам предстоит веселое лето, правда? — Она на ходу обняла Кифа и чмокнула Райля в щеку. Он порозовел и опустил голову.

За ужином Райль сидел очень тихо и как только кончил есть, выскользнул из комнаты. Джо подумала, что, вероятно, присутствие в Хэрроугейте Эрика будет для них просто благословением Божьим. По крайней мере, Джинкс будет о ком думать.

Июль 1884 — июль 1886

Киф думал, как здорово быть младшим, когда мама дома и кусок пирога, достающийся ему, больше, чем чей-либо, исключая, конечно, Карра.

— Карру надо больше есть, — говорила мама, — чтобы он мог вырасти большим, как ты и Райль.

Но всякому было ясно, что больше Карр не вырастет. В действительности он вовсе и не хотел лишнего пирога, а съедал его просто для того, чтоб он не достался никому другому. Точно так же он поступал и с последним печеньем, и с лучшим куском мяса. В вопросах, не касавшихся Карра, мама всегда была справедливой. Вечерами или по выходным дням, когда она была дома, Киф мог играть во все игры, и другие дети не смели убегать, когда была его очередь водить во время игры в прятки. Но по рабочим дням, когда мама принимала пациентов или когда ее вызывали к больному, было не очень-то здорово быть всего лишь десятилетним. Поэтому лето и приезд кузенов не принесли особенной радости Кифу.

Карр, который, как и всегда, желал говорить о бизнесе, вцепился в Эрика, как только они приехали.

— Если бы у нас был завод в одном из северных заливов, мы, наверное, могли бы продавать в три раза больше, чем сейчас, правда?

— Возможно, я не очень-то в этом смыслю. — Эрик был большим и рослым, первым помощником на одном из парусников Хэрроу, но не хотел говорить о делах. Он был слишком занят лицезрением того, как Джинкс дергает струны гавайской гитары, которую он привез ей с Гавайев. — Но толк в погрузочных операциях я знаю. Они непросты, даже с новыми колесными приспособлениями.

Киф подумал, что очень жаль, что отец уехал на следующий после приезда кузенов день. Если бы отец был дома, Эрик не носился бы по двору, как мальчишка, думал Киф, не плавал бы с ними, не ездил бы на велосипеде и не делал бы всех тех вещей, которых не делают взрослые мужчины. И конечно же, Эрик давал уроки игры на гавайской гитаре Джинкс. Куда бы Джинкс ни шла, Райль плелся позади нее вместе с кузенами, и все они вились вокруг Джинкс.

Киф забрался на свой любимый тополь и прислонился к шершавой коре. Вместо радостей лето принесло ему пока одни сплошные огорчения. И тут он с отвращением услышал хихиканье Эдит. Он посмотрел вниз: Карр и Эдит сошли с тропинки и шли через поле по направлению к тополю, на котором он сидел. Киф затих, надеясь, что они пройдут мимо, не глядя вверх.

— Ты просто ужасен, Карр, — сказала Эдит, — папа здорово бы тебя отделал, если бы узнал о той дырке, что ты проделал в стене маминого кабинета.

— Он не узнает — если только ты проболтаешься.

— Ну я-то не собираюсь болтать. Ведь тогда он заделает дыру и ты не сможешь рассказывать мне обо всех этих голых женщинах. — Она снова хихикнула, и Киф увидел, что они стоят прямо под тополем. Он напрягся. Голые женщины? Какие голые женщины?

— Давай сядем, — предложил Карр. Киф со своего насеста увидел, что они садятся, и услышал слова Эдит:

— Ты что, заболеваешь, Карр? У тебя такой горячий лоб.

— Я знаю, у меня в последнее время что-то болит горло. Ой, Эдит, я не хочу, чтоб ты заразилась от меня.

— Ох, бедняжка, ты ведь никогда не болеешь.

«Много она знает, — подумал Киф. — С Карром вечно случается что-то, о чем он не рассказывает маме. Например, горло, которое он прятал от нее пару недель назад, и плешь от вырванных волос, которую он прячет прямо сейчас под кепкой. Много она знает!»

Через два года, когда Кифу исполнилось уже двенадцать лет, он начал больше обращать внимания на девчонок. Грудь Джинкс больше, чем у мамы, думал он, а у Эдит — совсем маленькая, хотя судить о ее форме подо всей этой одеждой и нелегко.

Он выбрал день, когда мама взяла Эдит за покупками, и забрался на свой любимый тополь, чтоб все это не торопясь обдумать. День, томный и теплый, клонился к вечеру. И со своего насеста Киф хорошо видел дом, поле и землю у подножия тополя. Он как раз наблюдал за кругами, которые описывал стервятник, когда появился Карр, ведущий под уздцы лошадь. И, Боже правый, со стороны дома шла Эдит, размахивая при ходьбе шляпой так, как будто бы ей наплевать на все на свете. «Они с мамой, должно быть, рано вернулись», — подумал Киф. Эдит остановилась, тщательно огляделась по сторонам и понеслась через луг. Карр ждал ее в тени деревьев, и она, смеясь, бросилась к нему в объятия. Карр тоже смеялся, да как! Киф ни разу не видел, чтоб Карр так смеялся!

Эдит было четырнадцать лет, но Карр, будучи на четыре года старше сестры, стоял с ней вровень. Они целовались и ласкали друг друга так, как будто не виделись не несколько часов, а несколько лет. Потом они плюхнулись в высокую траву, Карр расстегнул лиф Эдит и осторожно прикоснулся к ней. Они долго шептались, и слова их Киф не всегда мог разобрать. Кажется, они говорили что-то вроде «я скучал по тебе».