Лори Макбейн - Дьявольское желание

Отдохнув, она замурлыкала себе под нос давно забытую песенку. Куплеты старинной цыганской баллады как нельзя лучше подходили к ее настроению и судьбе. Лежа на склоне над ручьем, глядя на игру его хрустальных струек, девушка тихонько запела:

Элисия пела негромко, размышляя над словами песни. Быть свободной. Свободной, чтобы бродить и странствовать. Да, теперь она была свободна. Свободна выбирать любую дорогу… Возможно, не совсем то, что ей бы хотелось, но она изо всех сил станет добиваться лучшего… ей ведь некуда возвращаться.

Девушка позволила себе еще несколько минут отдыха, потом устало поднялась на ноги и направилась вдоль течения в поисках удобного места, чтобы перебраться на противоположную сторону и углубиться дальше в лес. Солнце то ярко светило, то пряталось за облаками, которые в течение дня постепенно сгущались. С севера подул холодный ветер. Он раскачивал кроны деревьев, вздымал плащ, в который Элисия тщетно старалась закутаться поплотнее. Ближе к сумеркам она решила, что отошла уже на безопасное расстояние и может подумать о ночлеге.

Лучи солнца слабели, унося с собой остаток дневного тепла, тени удлинились, воздух становился студеным. В сумеречном свете Элисия увидела большое дерево и поспешила к нему, не сомневаясь, что у его подножия растут пышные мягкие папоротники. Так и оказалось. Беглянка присела, вытащила свои припасы и поела немного, не зная, когда сумеет их пополнить. Наверное, ей осталось идти не так уж далеко. К утру она должна добраться до главной дороги.

Элисия вытащила из сумки теплую шаль и, сняв плащ, укутала ею плечи и голову. Потом она снова накрылась плащом и почувствовала себя тепло и уютно. Теперь ей был не страшен холод, который охватит все вокруг с заходом солнца. Оставалось надеяться, что собиравшаяся весь день гроза не разразится посреди ночи.

Девушка свернулась в клубочек, подтянув колени к груди и положив голову на руки, и мгновенно заснула, глухая к шорохам лесных зверьков, рыщущих в поисках пищи, не чувствуя холода, пробиравшегося под плащ.

Проснулась Элисия под мелкий противный дождичек, моросивший со свинцового неба. Дрожа от холода и сырости, она с трудом поднялась с папоротников. Все тело ее одеревенело и мучительно ныло после вчерашнего побега и долгого сна на холодной земле.

Пока она доедала остатки своих запасов, небо посветлело. Солнце не могло пробиться сквозь плотную пелену облаков, лишь сделало их из черных темно-серыми. Вдалеке угрожающе прогремел гром. Элисия торопливо сложила вещи в корзинку и стала пробираться сквозь чащу. В конце концов она достигла ближайшей цели — дороги, которая прорезала лес и шла прямо на Лондон. Завидев впереди перекресток, она поспешила туда. А дождь все усиливался и бил ее по лицу ледяными струями.

Солнечный свет струился сквозь длинное окно, заливая зеленое сукно стола, на котором только что была отыграна последняя карта. Победитель собирал свой выигрыш.

— Что ж, на этом мои игры закончились. Теперь я полностью обнищал, — с невеселым смехом объявил самый молодой джентльмен, скрывая досаду из-за огромного проигрыша. Одолеваемый мыслями о расплате, он одернул мягкий бархат нового камзола. Чарлз терпеть не мог просить у отца денег в счет будущего содержания, да и сомневался, что столь суровый джентльмен откликнется на очередную неприятную просьбу.

— А тебе, Тривейн, снова удача просто бегом бежала в руки. Впрочем, у тебя так всегда, — громко заметил лорд Денвере, прихлебывая бренди. — Говорят, тебе помогает сам дьявол, и теперь я начинаю в это верить, — проворчал он, подсчитывая в уме свой проигрыш.

Откинувшись на спинку золоченого стула, он обвел взглядом присутствующих. Смятый галстук Денверса съехал набок, голубой парчовый жилет был расстегнут, открывая объемистый живот, нависший над тугим поясом панталон.

— Как насчет еще одной партии? — азартно осведомился он, давая страсти к игре возобладать над пустотой карманов.

— Я с удовольствием готов предоставить вам возможность отыграться, джентльмены, — отозвался лорд Тривейн скучающим тоном, привычно небрежным движением запястья расправляя кружевные манжеты. В задумчивом молчании он созерцал игроков. В золотисто-топазовых глазах его сверкнули искорки веселья.

Юный джентльмен беспокойно оглядел стол и зашевелился, набираясь храбрости признаться, что ему играть больше не на что. В конце концов он тихонько пробормотал, ни к кому не обращаясь:

— Мне наскучила игра.

С этими словами юноша облегченно откинулся на спинку стула, довольный принятым трудным решением.

— Неужели, дорогой Чарлз? Какая жалость! — сочувственно произнес лорд Тривейн, и циничная усмешка искривила его чувственный рот.

Чарлз Лэктон покраснел до корней своих огненно-рыжих волос и с досадой устремил голубые глаза на лениво раскинувшуюся в кресле фигуру его светлости, испытывая одновременно злость и восхищение этим человеком. Сколько он себя помнил, лорд Тривейн всегда вызывал в нем восторг и преклонение. Рассказы о его эскападах воспламеняли воображение юнца, и Тривейн стал для него некоей изумительной легендой.

От этих размышлений Чарлза оторвало шуршание тасуемых карт: джентльмены решили сыграть еще одну, последнюю партию. Он завороженно наблюдал за длинными тонкими пальцами лорда Тривейна, быстро и ловко сдающими карты. Необычная золотая печатка на мизинце таинственно мерцала, околдовывая юношу своим мягким блеском. Он не сводил голубых, как незабудки, и невинных, как у младенца, глаз с невозмутимого лица его светлости. Тот разыгрывал свою партию, казалось, совершенно не заботясь о выигрыше, хотя от предложенных ставок у Чарлза захватило дух, и он мысленно возблагодарил Бога, что не участвует в последнем роббере. Да и вся нынешняя игра была уму непостижима. Он играл во многих клубах, и там ставки были гораздо меньше. Сюда, на частную игру к Тривейну, он был приглашен из-за дружбы с Питером, младшим братом его светлости, и получил от вечера огромное удовольствие, несмотря на полное опустошение карманов.

В комнате царило молчание, слышалось лишь дыхание двоих мужчин, удобно расположившихся в кожаных креслах у камина. Огонь в нем прогорел, и только карты, небрежно разбросанные по столу, пустые стаканы да еще массивные пепельницы, полные пепла и сигарных окурков, свидетельствовали о шедшей здесь всю ночь игре.