Патриция Грассо - Валлийская колдунья

– Ты удивительно похожа на свою мать, – сказал герцог хрипловатым от волнения голосом. Воспоминания вновь нахлынули на него. – Давай присядем.

И герцог подвел ее к одному из стульев, стоявших напротив камина. Они сели. Кили сложила руки на коленях и опустила глаза, испытывая чувство неловкости. Всю свою жизнь она мечтала обрести отца, и вот когда ее страстное желание наконец осуществилось, она не знала, что сказать и как себя вести. Отец казался ей чужим человеком.

Бросив украдкой взгляд на герцога, Кили увидела, что он пристально вглядывается в ее лицо.

– Благодарю за то, что вы пригласили меня переночевать в вашем доме, – сказала Кили, нарушая молчание.

– Это твой дом, – промолвил герцог.

– Нет, это не мой дом, – возразила Кили, глядя в огонь, потрескивавший в камине. – Дом – это не просто жилище, это люди, которые тебя любят и которых любишь ты.

– Я люблю тебя, Кили, – сказал герцог.

– Нет, вы не можете меня любить, – не согласилась она. – Ведь вы даже не знаете, что я за человек.

– Ты – плоть от плоти и кровь от крови моей, – сказал герцог. – Когда ты станешь матерью, то поймешь, почему я так быстро проникся к тебе любовью и с такой легкостью говорю тебе о ней.

– Как вам будет угодно, ваше сиятельство, – тихо промолвила Кили, потупив взор.

В зале воцарилось тягостное молчание. Гордость заставила Кили отвергнуть любовь герцога, хотя ей очень не хотелось причинять ему боль. Но Кили не могла забыть, что отец бросил ее мать.

– Я понимаю причину твоей сдержанности, дитя мое, – продолжал герцог. – И прошу тебя, как отец, дать мне шанс заслужить твою любовь.

– Вы произвели меня на свет, – поправила его Кили, не замечая, что в ее голосе звучит упрек. – Вы никогда не были мне отцом.

«Никогда не забывай, что он заставил Меган страдать, – напомнила она себе. – Никогда не забывай, что англичанам, а особенно английским лордам, нельзя доверять».

Герцог встал и прошелся по залу, собираясь с мыслями. Он видел, что его дочери нанесены глубокие душевные раны, и понимал, что должен тщательно подбирать каждое слово в разговоре с ней.

Кили огляделась. Накануне она была слишком возбуждена и не обращала внимания на окружающую обстановку.

Помещение, в котором она сейчас находилась, выглядело еще роскошнее, чем парадный зал в замке Ладлоу. Здесь было два камина. Сверху со стропил свешивалось множество флагов Толбота. Стены украшали медные подсвечники и яркие шпалеры со сценами охоты. Но один гобелен отличался от всех остальных. На нем были изображены сидящие рядом девушка и единорог.

Кили подошла к этой шпалере. Она необъяснимым образом притягивала ее к себе. Кили хотелось прикоснуться к тканому ковру, потрогать его. Закрыв глаза, девушка прижала ладонь правой руки к гобелену и ощутила дух матери. Чуть заметная улыбка тронула губы Кили.

Остановившись за ее спиной, герцог сказал дрогнувшим от волнения голосом:

– Этот гобелен выткала для меня Меган. Он и кулон в форме туловища дракона – все, что осталось у меня от нее и что напоминало о ней в течение восемнадцати лет. И вот теперь у меня есть ты.

Кили медленно повернулась к нему и, прижимаясь спиной к висевшему на стене гобелену, чтобы ощущать присутствие матери, пристально вгляделась в глаза герцога, которые были такого же редкостного оттенка, как и у нее.

– Да, вы любили ее, – промолвила она. – И понесли невосполнимую утрату.

– Я потерял больше, чем Меган. Я лишился ни с чем не сравнимого удовольствия наблюдать, как ты растешь и превращаешься из маленькой девочки в женщину, – сказал герцог. – Что бы ты ни думала обо мне, я – твой отец и всегда буду заботиться о тебе.

У Кили от волнения пересохло во рту. Она не могла допустить, чтобы ее отношения с отцом строились на лжи.

– Я хочу сделать вам одно признание, – начала Кили и, помолчав немного, продолжала: – Я язычница.

Как ни странно, но герцог только улыбнулся, услышав ее слова.

– При дворе все ведут себя как язычники, – заметил он. – За исключением, конечно, Елизаветы и Берли. Ты даже представить себе не можешь, что там порой творится.

– Я хотела сказать, что верю в древнюю мудрость, – попыталась объяснить ему Кили. – Я жрица, как и Меган.

– Кем бы ты ни была, это ничего не меняет. В любом случае я – твой отец, – заявил герцог.

Кили ошеломленно молчала. Она ожидала, что герцог прочитает ей нудную нотацию о том, как опасны и вредны ее верования. Теперь Кили не понимала, как мог этот добросердечный человек бросить беременную женщину, которую он, по-видимому, сильно любил.

– Доверяешь ли ты мне, дитя мое? – спросил герцог. Кили вскинула голову.

– К сожалению, у меня не было возможности узнать вас поближе, ваше сиятельство, – ответила она.

Губы герцога дрогнули. Кроме глаз фиалкового цвета и иссиня-черных волос, девчонка унаследовала от него гордость и дерзость!

– В таком случае дай мне шанс заслужить твое доверие, – попросил он.

Кили заколебалась. Она приехала в Англию, чтобы попросить отца стать ее опекуном. Этого хотела Меган.

– Хорошо, ваше сиятельство, – согласилась наконец Кили.

– Это обращение звучит слишком официально, – с улыбкой сказал герцог, почувствовав облегчение. – Твои единокровные брат и сестра называют меня папой.

Кили всегда страстно хотелось произнести это слово, но после стольких лет тоски по отцовской ласке, которой девочка была лишена, она не могла так просто сдаться. И хотя Кили знала, что сделать другому человеку больно означало нарушить законы веры, она уже не могла обуздать себя. Герцог бросил ее беременную мать и тем самым обрек ее саму – еще до рождения – на несчастливое детство.

Кили стремилась заставить герцога страдать так же сильно, как она сама страдала по его вине.

Потупив взор, чтобы не видеть, какой надеждой светятся глаза герцога, Кили ответила:

– Я не могу называть вас так, ваше сиятельство.

Эти слова острой болью отозвались в сердце Толбота. Но Кили страдала от них не меньше, чем он. Герцог выглядел таким несчастным, что Кили стало не по себе. Но разве могла сравниться его боль с теми муками, которые Кили испытывала на протяжении восемнадцати лет?

Герцог быстро оправился от удара и, обняв дочь, поцеловал ее в висок.

– Я буду рад услышать из твоих уст слово «папа», пусть даже ты не скоро решишься называть меня так, – промолвил он.

Комок подступил к горлу Кили. Ее губы задрожали, и две крупные слезинки покатились по щекам.

– А вот этого не надо делать, – сказал герцог, смахивая слезы с ее лица. – Здесь, в Англии, тебя ждет блестящее будущее, и те страдания, которые тебе довелось испытать в жизни, скоро изгладятся из твоей памяти.

– Я сильно отличаюсь от окружающих меня людей, – прошептала Кили. – Я ведь родом из Уэльса и совершенно чужая здесь.