Жаклин Рединг - Искушая судьбу

– Арабелла, я не могу винить вас в ваших чувствах ко мне. Понимаю, как это страшно и что у вас есть полное право ненавидеть меня, но…

Дверь в спальню Адриана внезапно распахнулась, и внутрь ворвался Рольф.

– Адриан, вставай. Арабелла пропала и… – Он остановился, увидев, куда пропала Арабелла. – О, мне кажется, ты знаешь, где она…

– Где он? Ему сказали, что моя девочка исчезла?

Что он собирается предпринять?

В комнату ворвалась Сайма и тоже замерла, увидев свою хозяйку в постели Адриана. Будто бы шокированная, она всплеснула руками.

– Да поможет нам Бог, моя девочка обесчещена.

– Никто не обесчещен, – ответил Адриан, начиная уже раздражаться. Он встал. – Просто все произошло несколько в другом порядке, чем обычно, и…

При виде совершенно голого Адриана на лице Саймы появилось такое выражение, как будто он только что явился из преисподней.

Адриан взглянул на своего друга:

– Подай мне, пожалуйста, халат, Рольф.

Одевшись, он вновь повернулся к служанке:

– Как я уже сказал, Арабелла вовсе не обесчещена.

Как раз в это время она встала с постели и стали заметны пятна крови на порванной рубашке. У Саймы вырвался крик.

– Проводите вашу хозяйку в ее комнату и проследите, чтобы она приняла ванну. Немного настоя из первоцвета миссис Денбери тоже не помешает. Если кто-нибудь будет спрашивать, говорите им, что Арабелла плохо себя чувствует. А я немедленно займусь добыванием специального разрешения на нашу свадьбу.

– Но что, если…

Адриан прервал ее:

– Никто, кроме нас четверых, не должен знать того, что произошло этой ночью. Мы просто скажем, что Арабелла и я так влюбились друг в друга, что были не в состоянии ждать, пока прибудет ее семья. Каждый, кто скажет что-нибудь другое, будет иметь дело со мной. – Тут он повернулся к Арабелле, по-прежнему молчавшей. Его голос смягчился:

– Боюсь, что большая свадьба, на которую вы рассчитывали, теперь стала невозможна.

– В сложившихся обстоятельствах она не только невозможна, но и неуместна, милорд.

Ее страдальческий тон задел гордость Адриана.

– Ради Бога, извините меня, Арабелла, за то, что я раздаю распоряжения направо и налево, даже не спросив вашего согласия. Вы вовсе не обязаны выходить за меня замуж. Понимаю, перспектива замужества со мной сейчас кажется вам менее чем привлекательной, но обещаю, что никогда больше не заставлю вас пережить подобное. И если вы в состоянии поверить мне, то могу заверить – ранее со мной не случалось ничего подобного. И никогда больше не случится. Не знаю, какая муха меня укусила, . До этого я никогда не брал женщин насильно. Знаю, что вам будет трудно простить меня и что вам кажется почти невозможным согласиться на свадьбу со мной. Но, несмотря ни на что, я предлагаю вам это, Арабелла. Если вы согласитесь, то будете хозяйкой Кулхевена, графиней, вам будет оказываться всяческое уважение и дана полная свобода в управлении этим владением.

Мара смотрела на него, кающегося и полного стыда, предлагающего ей все, о чем она мечтала все эти пять лет, и даже более того, и ей было стыдно за то, каким образом она этого достигла. Она обманула его самым низким образом, заставила думать о самом себе как о насильнике, о подлеце, сомневаться в своей порядочности, и от этой мысли победа уже не казалось ей такой полной.

В первый момент Маре захотелось отказаться от его предложения, оставить Кулхевен и забыть обо всех планах мщения, но что-то удержало ее от этого шага, она сама не знала что – какая-то тайная сила, побуждающая ее к дальнейшему действию.

Поэтому она шагнула вперед и протянула ему руку – Я выйду за вас замуж, милорд.

Тремя днями позднее в маленькой уютной церкви Кулхевена состоялась скромная и нешумная церемония венчания Адриана и Мары. Священника раздобыли столь же поспешно, как и разрешение на брак. Рольф и Сайма были свидетелями, и Маре пришлось идти к алтарю одной. Не было ни великолепного платья, ни пышной церемонии, проход между скамейками не был украшен цветами и лентами, как она мечтала еще ребенком. Только маленький букетик лилий и самое яркое платье, которое она смогла найти в гардеробе Арабеллы – голубое шелковое, с пышными рукавами и совершенно гладкое.

И все же, когда Мара смотрела на простое золотое кольцо на безымянном пальце – знак того, что она Стала женой Сент-Обина, она понимала, что в этой победе чести мало. Ощущение вины за свой поступок, когда она заставила Сент-Обина поверить, что в ту ночь он взял ее силой, становилось все отчетливей. Сколько бы она ни твердила себе, что он был врагом, что это был единственный способ достичь цели, Мара никак не могла забыть слова, которые он произнес во время их первой встречи.

Он не потерпит предательства, Как поступит Адриан, если когда-нибудь узнает всю правду? Что он не изнасиловал ее, как сам полагал.

Что на самом деле она опоила его и заставила поверить в то, что он лишил ее девственности, для того чтобы вынудить жениться. Что он женился не на Арабелле Вентворт, как собирался, а на женщине, которой, по его мнению, вообще не существовало на белом свете. Как он в таком случае поступит?

И, как уже не в первый раз, Мара постаралась выкинуть из головы эти беспокоящие ее вопросы, сконцентрироваться на мысли о том, что теперь она стала, как и хотела, хозяйкой Кулхевена. План сработал превосходно, а Сент-Обин может и не узнать ни о чем.

Поэтому, отринув эти чувства и изобразив на лице приятную улыбку, Мара приготовилась к тому, чтобы быть представленной слугам в качестве новой хозяйки.

По мере того, как все новые и новые обитатели дома подходили поприветствовать ее, начиная с Хораса Кроу, управляющего замком, и кончая последним мальчишкой-слугой, единственной обязанностью которого было гасить по вечерам свечи, Мара все более входила в роль Арабеллы, новой леди Сент-Обин Никто из этих людей не знал ее, потому что после штурма «круглоголовых» вся прислуга Кулхевена была полностью сменена.

Мара улыбалась, пытаясь запомнить каждое лицо и имя, и когда наконец дело дошло до последнего человека, приятной наружности посудомойки по имени Анна с волосами цвета меда, голова у нее шла кругом После произнесенного Рольфом витиеватого тоста за долгий и счастливый союз она и Сент-Обин прошлись в обязательном танце под аккомпанемент маленького оркестрика, состоящего из обитателей замка. Миссис Денбери играла на клавесине. Мара нашла это несколько удивительным, зная, что танцы и вообще всякое веселье были запрещены самим крестным Арабеллы. Однако она решила не углубляться в этот вопрос, «довольная хотя бы малой толикой веселья, доставшейся ей в этот день Все это время Сент-Обин даже не пытался заговорить с ней. Более того, он избегал встречаться с ней взглядом, смотрел на окружающих, на пол – куда угодно, но только не на нее Мара решила, что он должно быть, считает себя самым низким человеком и, в свою очередь, ненавидела себя за то, что заставила его так думать о себе.