Эльза Вернер - Дорогой ценой

Молодая девушка отшатнулась.

– Ни слова больше, доктор! Пощадите, не будите старых воспоминаний! Если вы говорите от имени Георга…

– Он даже не подозревает, что я здесь, – перебил ее доктор, – он не пустил бы меня к вам, и не думайте, что Георг когда-либо попытается снова сблизиться с вами, – он и мысли подобной не допускает. И он прав: вы от него отказались, вы же должны и вернуть его…

Терзаясь жестокой борьбой, Габриэль крепко прижала стиснутые руки к груди, точно стремясь подавить в ней какое-то чувство.

– Не могу! Не могу!.. И Георг тоже не захочет той любви, которую я могла бы предложить ему теперь.

– Нет, захочет, потому что он принадлежит к тем бескорыстным натурам, которые всегда дают больше, чем получают; а его сердце принадлежит вам, вам одной.

Габриэль подняла на Бруннова глаза, полные грустного упрека.

– И все это говорите мне вы, друг Арно? Вы хотите, чтобы его место занял другой?

– Боже избави! Я вовсе этого не желаю! – с жаром воскликнул доктор. – «Его» место ни Винтерфельд, ни кто-либо иной не может занять. Светлыми, прекрасными людьми, без бурь идущими по дороге жизни, не омраченной ни единым пятном или тенью, восхищаются и высоко их ценят. Натуры же, подобные Арно Равену, не могут давать счастье другим, – даже тем, кого они любят, всегда угрожает мрачная тень, нависшая над их собственной судьбой. Однако страдать за них и с ними, даже погибнуть с ними бывает завлекательнее, ценнее, чем быть счастливым с другими. Да, Габриэль? Вы ведь сами это испытали?

Былое пламя снова вспыхнуло из-под пепла. Сгорбленная фигура Бруннова выпрямилась, слова зазвучали страстью, глаза на мгновение загорелись прежним блеском.

Габриэль опустила голову на его плечо и заплакала, и плакала так, словно сердце ее разрывалось.

– Не дайте мне уйти без ответа, – после некоторого молчания сказал Бруннов, – за всю свою жизнь я редко кому мог доставить счастье; мне хотелось бы еще раз испытать это, прежде чем… я уйду, а уйду я скоро. Могу я подать Георгу некоторую надежду? Хотите вы увидеться с ним?

Габриэль пришла в себя и протянула доктору руку.

– Попробую! – тихо промолвила она.

Что-то странное творилось в доме Бруннова в этот вечер. Сначала у доктора в его кабинете был какой-то разговор наедине с сыном, который произвел на Макса до такой степени ошеломляющее впечатление, что он бросился к отцу с бурными объятиями вроде тех, которыми душил когда-то папашу-советника. Затем молодой доктор имел такой же таинственный разговор в столовой наедине со своей женой, и оба вышли из комнаты взволнованные. После этого Агнеса куда-то исчезла и долго не показывалась, а ее муж в это время усердно занимал своего друга разговорами, ни на минуту не отпуская его от себя.

При других обстоятельствах Георг, вероятно, догадался бы, что происходит нечто необыкновенное, но весть о близком соседстве Габриэли совершенно нарушила его душевное равновесие: он с трудом сохранял внешнее спокойствие. К сожалению, Макс нисколько не считался с элегическим настроением друга, хотя прекрасно знал, в чем дело. Напротив, он беспощадно приставал к нему, под всевозможными предлогами стараясь снова вытащить его в сад.

– Да что мне делать в саду? – почти с досадой возражал Георг, – я ведь уже был там утром и вдоволь налюбовался прекрасным видом.

– Теперь ты должен полюбоваться выдумкой моего отца, – ответил Макс, – выдумкой, устроенной в твою честь. В виде исключения отец раз в жизни поступил практично. Ну, пойдем же! Ты будешь поражен!

На самом берегу озера возвышался маленький павильон, из которого открывался действительно чудный вид. Когда друзья подошли к беседке, Георг бросил беглый взгляд в окно.

– Там какие-то дамы, – сказал он.

– Ну да, – спокойно ответил Макс, – у Агнесы гости. Да вот и она.

Агнеса вышла из павильона и обменялась быстрым взглядом с мужем, который ловко пропустил своего друга вперед и, втолкнув его в беседку, запер за ним дверь.

– Теперь оба попались в ловушку, – с торжествующим видом обратился он к жене, – и горе Георгу, если он не выйдет оттуда женихом. Теперь дело за тем, чтобы устранить все, что могло бы им помешать. Собственно говоря, женатому человеку и отцу не пристало изображать стража при любовном свидании, но, принимая во внимание исключительность обстоятельств и мой старый опыт, я уж, так и быть, снизойду до этого. Отправляйся, Агнеса, и извести папу, что все удалось великолепно, что оба сидят взаперти, а я стою здесь, как ангел-хранитель, и выпущу из беседки только парочку обрученных – больше никого!

В павильоне в это время разыгралась короткая, но знаменательная сцена.

Ничего не подозревая, Георг перешагнул порог и даже не заметил, что дверь за ним закрылась и Макс остался в саду. Он вообще ничего не видел и стоял, как пригвожденный к полу, не сводя взора с женской фигуры, облокотившейся на подоконник.

Она нерешительно, почти испуганно обернулась.

Георг пришел в себя лишь тогда, когда увидел ее лицо.

– Габриэль! – вскрикнул он и рванулся было к ней, но тотчас опомнился и остановился. – Баронесса Гардер…

– Георг! – с кротким упреком перебила Габриэль. Его собственное имя в ее устах позвучало для него с прежней властной силой, он забыл свою сдержанность и медленно приблизился.

– Прости! Я не знал… не подозревал… как ты попала сюда?

Габриэль не отвечала, но в ее молчании уже крылась надежда, и Георг понял.

– Почему ты пришла? – со страстным нетерпением повторил он. – Габриэль, отвечай! Ты знала, что я здесь?

– Знала, – прозвучал тихий, но твердый ответ. Георг стоял совсем близко от любимой и даже не притронулся к ее руке. В его голосе дрожала тревога и бесконечная нежность, когда он проговорил:

– Габриэль! Это не первое наше свидание после того дня, когда мы стали чужими друг другу, и до сих пор твои глаза неизменно повторяли мне, что чужими мы навсегда и останемся. Можно ли прочесть в них другое?

И он прочел это «другое» во взгляде, обращенном на него.

– Георг, – сердечным тоном сказала Габриэль, – я причинила тебе горе. Ты знаешь, что нас разлучило, что стояло между нами целые годы. Я отняла у тебя счастье, заставила глубоко страдать. Я так хотела бы вернуть тебе утраченное… но в моей ли это власти?

Ему не пришлось отвечать: горячее чувство, с которым он прижал Габриэль к своему сердцу, без слов дало ей ответ.

И вот она опять в его объятиях и опять, как прежде, слышит его признание. Тогда она не знала бурного, всепоглощающего счастья, которое испытала потом в объятиях Арно, блаженства, вознесшего ее на самые светлые вершины бытия и подарившего в одно короткое мгновение счастьем целой жизни, чтобы потом заставить заплатить за него горем всей жизни! Теперь, вопреки прошлому, солнечный свет и тепло снова наполнили ее душу. Габриэль не была бы женщиной, если бы ее сердце не трепетало радостью от сознания, что она так глубоко, так верно любима, и не чувствовала бы, какое великое счастье – сделать счастливым другого.