Лиза Клейпас - Моя до полуночи

– Конечно. Меррипен влюблен в Уин. Я поняла это уже давно, еще когда увидела, как он моет окно в ее комнате.

– Моет ее окно? – одновременно спросили сестры.

– Ну да. Еще когда мы жили в нашем доме в Примроуз-плейс. Если вы помните, в комнате Уин было двустворчатое окно, и оно выходило на большой клен. После скарлатины Уин должна была еще долго оставаться в постели и была так слаба, что даже не могла удержать в руках книгу. Поэтому она просто лежала и наблюдала за гнездом на ветке этого клена. Она видела, как ласточка выводила птенцов, а потом учила их летать. Однажды Уин пожаловалась, что окно такое грязное, что ей ничего не видно, а небо всегда выглядит серым. И Меррипен каждый день мыл окно так, что оно блестело, как зеркало. Иногда он даже залезал на стремянку, чтобы вымыть окно снаружи, а вы же знаете, как он боится высоты. Вы разве никогда не видели, как он это делал?

– Нет. – У Амелии даже защипало в глазах. – Я не обратила внимания.

– Меррипен сказал, что для Уин небо всегда должно быть голубым. И тогда я поняла, что он… Ты плачешь, Поппи?

Поппи вытерла салфеткой глаза.

– Нет, просто вдохнула перец.

– И я тоже, – сказала Амелия и высморкалась.

Уин несла в руках легкий бамбуковый поднос с бульоном, хлебом и чаем в комнату Меррипена. Она не без труда уверила служанку, что может сама отнести поднос. Слуги были обучены тому, что никто из гостей дома не должен ничего делать по хозяйству. Но Уин знала, как Меррипен не любит незнакомых людей, а в болезненном состоянии он особенно уязвим.

Наконец был достигнут компромисс – служанка донесет поднос до верха лестницы, а там его возьмет Уин.

Из комнаты Меррипена доносились какие-то странные звуки – будто об стену швырнули какой-то предмет, а потом раздался грозный рык Меррипена. Уин нахмурилась и быстрыми шагами пошла по коридору. Из комнаты Меррипена вышла недовольная служанка.

– Нет, вы видели такое! – воскликнула она, вся красная от гнева. – Я вошла к нему, чтобы разворошить угли и добавить дров в огонь, а этот противный цыган закричал и бросил в меня чашкой.

– О Боже. Мне очень жаль. Вы не пострадали? Я уверена, что он не нарочно…

– Да, он промахнулся, – с удовлетворением сказала служанка. – От этого лекарства он стал еще более невменяемым, чем констебль на Кейбл-стрит. – Служанка имела в виду длинную улицу в Лондоне, известную своими притонами для курения опиума. – На вашем месте, мисс, я бы не стала сейчас к нему входить. Он разорвет вас пополам, как только вы к нему приблизитесь на расстояние руки. Вот зверь!

– Да, спасибо. Я буду осторожна.

Доктор, видимо, оставил сильнодействующее болеутоляющее, потому что обожженное плечо Меррипена страшно болело. Лекарство, по-видимому, содержало опиум и алкоголь. Поскольку Меррипен никогда не принимал никаких лекарств и очень редко выпивал стакан вина, он, видимо, был крайне чувствителен к интоксикации.

Уин вошла в комнату и направилась к столику возле кровати, чтобы поставить поднос. Услышав голос Меррипена, она слегка вздрогнула.

– Я сказал, чтобы ты убиралась! Я сказал… – Увидев Уин, он осекся.

Уин еще никогда его таким не видела. Лицо было красным, взгляд – блуждающим. Меррипен лежал на боку, белая рубашка была спущена с левого плеча так, что было видно повязку. Его мускулы блестели, как полированная бронза. Он был напряжен, и от него исходил, как когда-то говаривала ее мать, «звериный дух».

– Кев, – тихо сказала Уин, назвав его по имени. Когда-то, после того как Уин заболела скарлатиной и он хотел заставить ее принять какое-то лекарство, они заключили сделку. Уин отказывалась от лекарства, если он не назовет своего имени. Она пообещала, что никому не скажет, и сдержала слово. Он даже думал, что, возможно, она вообще его забыла.

– Лежи тихо, – мягко приказала она. – Незачем себя взвинчивать. Ты до смерти напугал бедную служанку.

Он смотрел на нее затуманенным взглядом:

– Они меня травят. Льют лекарство прямо в горло. У меня в голове каша. Я больше не хочу ничего принимать.

Уин пришлось взять на себя роль неумолимой няньки, хотя все, что она хотела, – это просто утешать и баловать его.

– Без этого лекарства тебе было бы еще хуже. – Она села на край кровати, взяла его руку и положила себе на колени. Рука была жесткой и тяжелой. Прижав пальцы к его запястью, она спросила без всякого выражения в голосе: – А сколько они уже дали тебе этого лекарства?

– Слишком много.

Его пульс был таким слабым, что Уин молча согласилась с Меррипеном. Она потрогала его горячий лоб. Неужели у него поднялась температура? Ее беспокойство все росло.

– Дай я посмотрю на твою спину.

Уин хотела встать, но Меррипен схватил ее руку и крепко прижал ее к своему лбу. Он не хотел ее отпускать.

– Мне жарко, – сказал он и закрыл глаза.

Уин сидела очень тихо, чувствуя рядом с собой его тяжелое мужское тело, гладкую горячую кожу.

– Уходи из моих снов, – прошептал он. – Я не могу спать, когда ты здесь.

Уин позволила себе погладить его густые черные волосы, его красивое лицо, лишенное обычной мрачной суровости. Она вдыхала запах его кожи, его пота, сладковатый запах опиума и меда. Меррипен всегда был гладко выбрит, но сейчас колючая щетина царапала ее ладонь. Ей хотелось обнять его, прижать к себе, как маленького мальчика.

– Кев, разреши мне взглянуть на твою спину.

Тяжело дыша, он посмотрел на нее остекленевшими глазами и злобно прошептал:

– Я сказал, чтобы ты ушла из моих снов.

Его лицо было похоже на маску какого-то античного бога войны – красивое и суровое. Губы были приоткрыты, и виднелись белые, как у зверя, зубы.

Уин была удивлена, возбуждена, даже немного напугана… Но это был Меррипен… Страх прошел, и она притянула к себе его голову, и он поцеловал ее.

Ей всегда казалось, что поцелуй будет грубым, требовательным и страстным. Но его губы были мягкими, теплыми и ласковыми, как летний дождь. Ее губы раскрылись. Она держала в руках его тяжелое тело и прижимала его к своим мятым юбкам. Для Уин все это было настолько ново, что, забыв обо всем, она обняла его за плечи и очнулась только, когда он застонал от боли.

– Кев… Прости меня… я… нет, не двигайся. Отдыхай.

Она обняла его голову и вздрогнула, когда он поцеловал ее в шею. Потом он провел носом по ее груди, прижался к ней щекой и вздохнул.

Прошла долгая минута, пока Уин наконец сказала:

– Кев?

Тихий храп был ей ответом.

Впервые в жизни она поцеловала мужчину, подумала Уин уныло, и что же? Он заснул.

Освободившись от него, Уин откинула покрывало и увидела, что рубашка прилипла к его могучей спине. Она подняла ее и заткнула подол за воротник. Потом осторожно приподняла край бинта – он был липким от меда. Рана на плече была воспалена. Доктор говорил, что должен образоваться струп, но, судя по кровоточащей корке, рана не заживала.