Роберта Джеллис - Кровные узы

Реднор изумленно уставился на девушку. Его опыт общения с женщинами подтверждал обратное: они больше заботятся о том, чтобы запятнать честь мужа.

— Кто тебя надоумил говорить такие вещи? — поинтересовался он, мысленно признаваясь себе, что женская душа — вечная загадка, никогда не знаешь, что в ней происходит.

— Мама и капеллан говорили, что это мой долг, — строго ответила девушка.

— Скажи, ты никогда не слышала от мамы или капеллана о самоубийцах? — продолжал подтрунивать Кейн.

— Нет, но я слышала много рассказов о смелых женщинах. Да вы опять смеетесь надо мной! — по-детски надула губы Леа.

Реднор поспешно заверил ее, что ему просто приятно смотреть на нее, оттого он и улыбается, и упросил ее продолжить разговор. Убедившись, что Кейн серьезен, Леа стала рассуждать дальше:

— Я знаю, священники говорят, что убить себя — смертный грех. А вам не приходило в голову, что Господь наш бесконечно милостив и способен все взвесить? Он поймет, что лучше страдать самой, нежели из-за вас будет страдать муж.

Лорду Реднору стало не до смеха. Ее слова оказались для него полнейшей неожиданностью. Они неожиданно напугали его бесконечной искренностью, но чувствовал он себя скорее очарованным и невероятно смущенным. Сейчас он был готов на все, лишь бы случайно не задеть и не обидеть ее. Кейн закашлялся.

— Мне кажется, Господь все поймет, но не знаю, одобрит ли он это… Леа, скажи мне, ты много времени проводишь в раздумьях?

— Конечно же, нет! — смеясь, ответила девушка. — Неужто вы думаете, милорд, что я такая бездельница? Женщинам надо много чего знать, даже если это не очень интересно. Я умею готовить, ткать, шить, даже прясть, правда, не очень хорошо. Чтобы стать хорошей пряхой, нужно много учиться. Я разбираюсь в травах и знаю, какие из них от чего помогают. Если вы только позволите, я покажу вам, что умею делать. Я вот предложила вам отдохнуть, а вы легли так, словно готовы вскочить в любую минуту. Милорд, чуть-чуть повернитесь, вот так, я попробую научить вас отдыхать.

И снова Кейну пришлось удивиться. Он действительно всегда пребывал в напряжении и настолько свыкся с таким своим состоянием, что даже не замечал этого.

Он лег так, как она ему сказала, и Леа плавными движениями рук начала разминать ему шею и плечи. Она все говорила и говорила о каких-то пустяках из жизни замка, голос ее становился все тише, слова звучали все медленней и медленней, а под конец вообще слились в тихое ровное журчание. Веки у Реднора отяжелели, тело обмякло, и он заснул, раскинув могучие руки и уткнувшись лицом девушке в колени.

Когда Реднор проснулся, солнце стояло в зените. Открыв глаза, он увидел Леа, склонившуюся над ним с улыбкой.

— Ну, как вы отдохнули? — спросила она.

— Просто восхитительно. Да ты околдовала меня! Знаешь, я с детских лет не спал так хорошо. — В подтверждение сказанного он сладко потянулся.

— Вы выглядели таким уставшим, милорд. До чего трудно вы живете, если даже не чувствуете своего напряжения! Мне так грустно, что вы не сможете здесь задержаться подольше, — вздохнула она.

— Правда? — поднялся на ноги Кейн.

Леа ничего не ответила, а лишь улыбнулась. Они медленно пошли, держась за руки. Он продолжил:

— Куда ты меня теперь ведешь? Я так околдован, что могу прийти вслед за тобой на край пропасти и ничего не заметить при этом.

— До чего же у нас вежливый разговор! — рассмеялась Леа. — И как дурно вы обо мне думаете! Даже если бы я хотела отвести вас туда, поверьте, ничего бы не вышло — у нас здесь никаких пропастей нет. Я желаю вам только добра, не сомневайтесь, пожалуйста! Однако нам пора возвращаться домой. Если вы не против, я бы взглянула на ваши раны. А может, мне еще удастся уговорить вас переодеться. Тогда вы в моих глазах превратитесь из гадкого утенка в прекрасного лебедя.

Ее последние слова звучали довольно странно, но Кейн связал их со всем предыдущим разговором об одежде. Он вдруг вспомнил, как Леа помогала ему раздеваться, и голова его сладко закружилась…

Между тем они вошли в комнату, и Леа от слов перешла к делу — она развязала пояс Кейна и сняла с него верхнее платье.

— Признаюсь тебе, — заметил он, — ничего хорошего в такой огромной фигуре нет. На поле брани моя голова выше всех. — Его голос зазвучал мечтательно и слегка напряженно: Леа стала снимать с него рубашку. — Да, конечно, мне следует благодарить Господа — это все его милость. Однажды он поймет, какую ошибку совершил, и я…

— Нет! — неожиданно прервала его девушка.

— Что такое, Леа?

— Я смеялась над тем, что вы такой большой, но это просто шутка! Я и не думала, что в этом кроется какая-то опасность для вас! Мне не нужно было шутить так! — Еще мгновение — и слезы опять навернулись ей на глаза.

— Конечно, не нужно. Это не предмет для веселья. — Он заметил слезы и попробовал успокоить девушку: — Леа! Да я же пошутил! Перестань плакать. Мне ничего не угрожает. Честное слово, верхом мы все одного роста.

Однако Леа не могла успокоиться. Она внезапно поняла, что все, что она читала в книжках, все романтические истории — лишь слова, в жизни так не бывает. В книжках герой всегда победитель, совершенно не уязвимый для врагов. Но страшные следы на теле Реднора говорили совсем об ином.

Ее вырастили в покорности воле отца. Она знала, что должна постараться полюбить того человека, которого отец выберет ей, не важно, страшен он, жесток или стар. Но с лордом Реднором все получилось иначе, ей не пришлось заставлять себя влюбиться в него. Он не был дряхл, шрамы не сделали его уродом, и он уж точно не был с нею жесток. Только бы ничего не помешало их свадьбе — вот что волновало Леа. Она схватила Кейна за руки и прижалась к его груди, словно пытаясь удержать рядом с собой.

— Леа, ну я ведь уже очень давно воюю. Ну, хорошо, если не ради меня, то ради Всевышнего — перестань плакать. Я не могу этого видеть! — Кейн не на шутку растрогался. Ни одна из его прежних женщин не плакала в тревоге за него. — О Господи! — он почти кричал. — Да ты сделаешь меня несчастным! — Слезы Леа задели Кейна едва ли не сильнее, чем все ее разговоры.

— Милорд, я не плачу, — с усилием проговорила она, тотчас подняв голову. На ее ресницах еще трепетали слезинки, но она заставила себя говорить спокойно. — Мужчины должны сражаться, а женщины — ждать. Так хочет Бог. Но, если я сделаю вас несчастнее себя, смею ли я страдать? — это было сказано с истинной страстью, хотя и прозвучало несколько книжно и напыщенно. Она вцепилась Кейну в руку так, что ногтями чуть не поранила ему кожу.

— Если ты не отпустишь мою руку, то ран у меня прибавится, — ласково укорил ее Реднор и с деланной легкостью добавил: — А если мы останемся в этой холодной комнате, я точно замерзну и умру.