Роберта Джеллис - Кровные узы

— Родной мой, — нежно окликнула Леа Реднора. Кейн повернул к ней голову и открыл глаза. — Мне нужно зашить тебе руку. Это будет больно…

— Да, да, конечно, — как ни в чем не бывало, ответил Реднор. Его выдало только тяжелое дыхание. — Ты не пугайся. Бывало и хуже. Ну, потерял немножко крови… Ну, болит где-то, все это не смертельно.

— Я могу зашить твои раны?

— Зашивай. И не торопись — я вытерплю, не важно, сколько времени это займет у тебя.

Его спокойствие передалось Леа. Джайлс закрепил запястье Реднору, чтобы Кейн ненароком не дернул рукой. В помощники себе Леа позвала старую служанку. Гарри встал в изголовье — кто знает, вдруг придется удерживать Реднора или нужно будет поднести ему вина, чтобы поддержать сердце. Леа мельком посмотрела себе на руки — не трясутся ли? Она собиралась шить особым, маминым способом: на одном конце нитки делается петля, а потом через нее протягивается остальная ниточка. Такой шов непрочен, для мощных мышц ног или спины он не годится. Но для рук он просто замечателен. После него не остается чудовищных рубцов, и рука прекрасно двигается.

Наконец все позади. Не потребовалось помощи ни Джайлса, ни Гарри. Леа бережно укутала мужа и вышла из комнаты. Она не стала спрашивать у него: «Как ты себя чувствуешь, дорогой?» или «Не хочешь ли чего-нибудь?» Глупые вопросы. Чувствовал он себя отвратительно и не хотел ничего, кроме того, чтобы оставили его в покое. Если ему будет что-то нужно, сам попросит. Кейн лежал с закрытыми глазами, дыша тяжело и прерывисто. Сказывалось то, что у него сломаны ребра. Но с этим Леа ничего не могла поделать. Если б он был без сознания, можно было бы поправить их и наложить тугую повязку. Сейчас все-таки лучше оставить его в покое.

Слава Богу, раны не были серьезными, в постели он проваляется, по меньшей мере, недели три, но это только из-за ребер. Леа тревожило лишь одно — уж слишком спокойно держался муж. Когда она шила ему руку, по лицу Кейна текли слезы, но он ни разу не закричал и даже не застонал. Леа никогда не думала, что есть мужчины, которым стыдно показывать, что им больно. Она помнила отца и его солдат… Те не стеснялись ни стонать, ни кричать. Но Реднор был воспитан иначе. Ни старый Гонт, ни Джайлс никогда не поощряли слез и жалоб. Более того, такое поведение было всегда поводом для насмешек. Мачеха была единственным человеком, кому мог пожаловаться Кейн, но, увы, у нее не было желания с ним общаться.

Леа ничего этого не знала, и потому спокойствие Реднора ее пугало. Она просидела рядом с ним несколько часов, боясь шевельнуться и прислушиваясь к его вздохам. В комнате стемнело, и Леа, наконец, встала, чтобы сходить за свечами. Она бросила взгляд на мужа. Кейну, видимо, стало лучше — дышал он ровнее. Она принесла свечи и поставила их так, чтобы свет не падал ему в глаза. Потом она вновь пристроилась на краю постели с шитьем в руках.

— Леа… — открыл глаза Кейн.

— Родной мой, я здесь. — Она ласково прикоснулась к его ладони. Рука была теплая и немного влажная.

— Уже совсем стемнело?

— Милый, на дворе ночь. Не надо разговаривать. Постарайся заснуть. Может, тебе свет мешает?

— Где Джайлс?

— Внизу.

— Скажи ему, что мне нужно немедленно переговорить с Филиппом Глостером. Пусть он ко мне приедет. Я ведь не могу ходить.

— Сейчас?!

— Да, сейчас. Не спорь, Леа. Я только силы потеряю, но поступлю по-своему.

Леа прикоснулась ко лбу Реднора, потом послушала пульс. Жара у Кейна не было, сердце билось ровно, хотя и часто.

— Я не брежу, — обронил он, поняв смысл ее жестов. — Я даже съел бы что-нибудь. Только подложи мне подушку под спину…

Вот это хорошо, ну просто замечательно! Леа стрелой полетела за холодным мясом и вином. Когда умирают, — есть не просят.

Она отставила в сторону опустевшую тарелку.

— Кейн, может, убрать подушку? Ты тогда ляжешь.

— Пока не надо. Мне больно двигаться, кроме того, так мне будет легче говорить с Филиппом.

Леа как-то смущенно замолчала.

— Мне нужно кое-что тебе сказать. — Это была странная фраза, она очень редко так говорила. Кейн тотчас открыл глаза. — Нельзя лежать в сапогах, — продолжила осторожно она. — Ой! Не смотри так мрачно! Я не прикоснусь к тебе даже пальцем, если ты не разрешишь! Если ты мне не доверяешь, я позову кого-нибудь, только скажи.

Реднор отвернулся и молча уставился в окно. Жена права — рано или поздно ему придется снять сапоги, но при всем желании самому ему не справиться. При воспоминании о детстве его пробил мерзкий липкий холодный пот. В те годы старый Гонт вел себя как безумный. После смерти жены, потеряв от горя рассудок, он всю злобу вымещал на маленьком мальчике, беспрестанно внушая ему, что у него не нога, а копыто. Однажды доведенный до отчаяния Кейн сорвал ботинок с левой ноги и закричал, что у него никакое не копыто, а нога, человеческая нога, просто изуродованная!

— Ты видишь уродливую ногу, а я — копыто, — повернувшись спиной, злобно ответил ему Гонт. Он сразу пожалел об этих словах, потом даже пытался извиняться, но сын больше не доверял ему. С тех пор никогда и никому Реднор не показывал свою ногу. Прошло уже двадцать с лишним лет, а страх все еще жил в нем.

Филипп грустно смотрел на друга.

— Я еще никогда в жизни не видел такого идиота! Посмотри на себя!

— Если бы не ты, не лежать мне здесь, — покорно улыбнулся Реднор.

— Ты любишь убивать. Если бы не эта твоя страсть, ты бы здесь и вправду не лежал.

— Филипп, ты не прав, — серьезно ответил Кейн. — Клянусь тебе, я едва ли хотел кого-нибудь убивать в этот раз. Я просто знал, что меня ждет, если я не сделаю этого.

— Это только подлило масла в огонь.

— Я обязан был помнить о жене. Я теряю силы, Филипп, потому буду краток. Филипп, насколько я помню, ты хотел появиться на королевском совете. Я не стал бы просить тебя. Я собирался туда поехать сам, но…

— Да ты сумасшедший, просто сумасшедший, — раздраженно перебил его Филипп. — Или нет, не сумасшедший, а слабоумный. Тебе не терпится помочь им доделать свое дельце? Чтобы ребра у тебя совсем наружу вылезли?

— О нет, но я не собираюсь умирать.

— Жаль, что я вовремя не убрался отсюда, — Филипп нетерпеливо махнул рукой. — Что ты мне хотел сказать?

— О Пемброке. Это все-таки был заговор. Херефорд считает, что Пемброк не собирался его выдавать. Но только зачем тогда он уговаривал его перейти на другую сторону на турнире? И потом, он ведь чуть не отправил его на тот свет, подсыпав отравы в вино. Я думаю, ни Мод, ни Стефан не придали особого значения его выкрикам на турнире. Но, если они обвинят Херефорда, я даже не знаю, что делать… Надо как-то спасать этого юнца.

— Как? — мрачно спросил Филипп. Кейн закусил губу и закрыл глаза.