Альфред Билл - Невеста оборотня

У дверей дядиной конторы он расстался со мной, желая, по его словам, получить консультацию у адвоката; и я посоветовал ему обратиться к эсквайру Киллиану.

— Я хочу, — зло сверкая глазами, произнес он с глухим рычанием в голосе, прорвавшимся впервые за весь этот день, начиная с раннего утра и до настоящего момента, — я хочу знать американские законы на приобретение земельной собственности иностранцами. Я уже говорил вам вчера, что мне понравился дом этого несчастного старика. Полагаю, что мои слова не разойдутся с моими делами и я стану владельцем этого жилища. Ведь вы не забыли этих моих слов, да?

— Я не забыл и того, что он сказал о пожирающей людей алчности. Доброго утра, сэр, — холодно ответил я, взявшись за железные перила, поднялся по каменным ступеням и захлопнул за собой дверь конторы. Тело старого Пита еще не остыло, а потому тон француза был более оскорбителен для меня, чем практический смысл сказанных им слов.

Мое раздражение быстро прошло. Я даже подумал, что с моей стороны было глупо столь остро реагировать на слова француза. Различия в обычаях, нравах, различия в языках легко посчитать за бессердечие, которое и возбудило во мне отвращение к иноземцу. И приняв решение при первом же удобном случае загладить свою резкость, я освободил свою душу от этих переживаний. Другие мысли овладели мной, мысли, неподвластные влиянию даже чрезвычайных событий сегодняшнего утра. Ибо я, на которого хорошенькое девичье личико всегда производило более чем умеренное впечатление, чье сердце никогда не начинало учащенно биться от улыбок восхитительных девушек, украшающих своим присутствием каждую из наших зимних ассамблей, вдруг страстно влюбился. Полночи я метался по постели, выслушивая бесконечный лай собак, доносящийся то снизу от реки, то из северного предместья, и, наконец, перед самым рассветом, замершего на вершинах холмов. И когда я поднялся, охватившее меня чувство было еще глубже и сильнее, чем за несколько часов до рассвета, когда мое тело только коснулось холодной постели.

Переполненный светлыми чувствами, я легко поднялся на холм, где стоял дом старого Пита. Положа руку на сердце, я мог сказать, что поднимаюсь на холм потрясенным и опечаленным — после всего происшедшего, скупой и несчастный старик уже никогда не почувствует вновь тепло той маленькой доброты, которую я проявил к нему так давно. Но несмотря на эти мысли, в глубине моей души копилась радость. Ибо мне открылось течение настоящей любви, струящееся мне навстречу ровно и спокойно, и душа моя пела песнь чистую и светлую. И однажды, когда я, сидя на своем высоком табурете, корпел над бумагами, я каким-то непостижимым образом вдруг почувствовал, что мой гнев на Сен-Лаупа был мистическим выпадом против человека, стоящего на пути к моему счастью. И каким образом мои желания в точности совпали с дядиными? И заслуживаю ли я, чтобы самая восхитительная девушка в этом сотворенном Богом мире взглянула на меня с благосклонностью? И отпечатком чего были мои вчерашние мысли о ней, мое глубокое отвращение к браку по расчету, на который, как я безошибочно чувствовал, рассчитывал наш дядя, словно смеясь над моими стремлениями? Быть может, ее знакомство с планами дяди было еще менее глубоким, чем мое, или она нашла их достаточно привлекательными для себя? Конечно, ее красоты было достаточно для полной смены моих прежних чувств. Но по какой причине могли столь же серьезно измениться и ее чувства?

Еще более неприятная мысль овладела мной. Не испытывала ли она любовных чувств к некоему молодому блестящему южанину, который, не собираясь связывать себя узами брака, уже насладился этими упованиями до помолвки? Эта мысль изводила меня весь день, причиняя такую боль, что когда мы с моим дядей, отдавая дань нашим привычкам, прогуливались перед ужином, я не выдержал и напрямик спросил его об этом.

Дядя рассмеялся своим громким, ничего не выражающим смехом.

— Возможно ли это? Да, возможно, хотя я не даю гарантий, что это факт. Если это случилось, я постараюсь узнать у нее об этом.

— Вы узнаете? — не сдержавшись, воскликнул я.

— А почему бы и нет? Размышления о подобных вещах иногда посещают мой разум. Тем более что Сен-Лауп уже дал толчок этим мыслям, уверяя меня, что он рассчитывает на помолвку с ней.

— Я был бы очень рад, сэр, — импульсивно воскликнул я, — если бы эти мысли покинули вас.

— А я и не сомневаюсь, что вы были бы рады, — холодно ответил он. — Моя племянница достойна быть женой человека, занимающего самое высокое общественное положение. На Сен-Лаупа она уже произвела сильное впечатление, хотя вчера в экипаже он видел ее только одно летящее мгновение.

— Это очевидно, — ответил я ему с такой же холодностью, а затем дал ему полный отчет о вчерашнем поведении маленького француза.

— Ох, уж эти французы, — мягко заметил дядя. — Женщина для них прежде всего женщина, хотя потом она может стать для них и госпожой. Сен-Лауп отнюдь не дурак в этом отношении. Знаете ли вы, как он распорядился своей собственностью — всем тем, что не смог взять о собой до падения Бастилии? Вложил ее в британскую ренту. Умно, не правда ли? Удивительно-практичное решение для аристократа — таково мое мнение.

В это время мы дошли до дверей дядиного дома. Ввиду того, что, хотя о моем появлении на ужине не было сказано ни слова, я тем не менее был уверен, что такое приглашение входило в планы дяди, которые он строил относительно нас с Фелицией, и потому продолжал идти вместе с ним и после того, как мы миновали угол, где наши пути обычно расходились. Но дядя лишь протянул мне руку и пожелал спокойной ночи.

Что мне страдания от мыслей, мучивших меня весь день, что мне замешательство, с которым я смотрел на него, продолжая улыбаться — мне показалось, что дядя сейчас разрушил не меньше, чем воздушный замок, возведенный моими слабыми надеждами, что разочарование оказалось сильнее, чем я мог вынести. Я почувствовал, что этим вечером непременно должен увидеть Фелицию, пусть даже эта встреча подарит мне лишь один единственный ее взгляд и легкое прикосновение ее руки.

— Если вы позволите, сэр, — дерзко сказал я, — я хотел бы войти и осмотреть сад. После этих слухов о волчьем подвиге у мистера Сэквила мне хотелось бы удостовериться в том, что наше объяснение испуга моей кузины прошлой ночью было достаточно точным.

— В этом не может быть сомнений, — ответил он. — Впрочем, если у вас появилось такое желание, осматривайте. Надеюсь, вы извините меня, если я сразу поднимусь к себе.

Дядя не смог бы сейчас сделать ничего иного, за что я извинил его более охотно, потому что он предоставил мне несказанно много — заглянуть по пути в дверь гостиной. Фелиция была там. При взгляде на нее, на ее отливающую в мерцающем пламени свечей темным золотом хорошенькую головку, при виде ее мелькающих над пяльцами белоснежных ручек я, как только вошел в комнату, сразу забыл половину моих новых тревог. Другая половина исчезла, едва я услышал ее приветливый голосок. Пусть дядины желания остаются с ним, Фелиция не была обещана никому другому.