Лаура Паркер - Буря страсти

Квинлан отнесся к услышанному с большим скепсисом. Его «я» все еще истекало кровью после сатирического свежевания. Однако если Лонгстрит говорил правду, если он не ставил себе целью унизить его или одурачить, кому же тогда пришла в голову идея поставить подделку вместо настоящей пьесы Делейси?

Квинлан не смог бы объяснить, почему ему внезапно вспомнилась таинственная рыжеволосая незнакомка, но почему-то у него появилась твердая уверенность в том, что именно она приложила руку к обману.

— В августе в вашей конторе работала молодая женщина, ирландка с огненно-рыжими волосами. Кто она?

— Мисс… э-э. Дайте подумать.

Кнут просвистел над блюдом с устрицами и с яростью обвился вокруг хвоста омара, возлежавшего на тарелке Лонгстрита.

— Джеральдин! — завопил Гораций, вскочив.

— Мисс Джеральдин? — вскинув бровь, переспросил Квинлан. — Значит, она незамужняя? Лонгстрита трясло как в лихорадке.

— Она сказала, что ее жених погиб при Ватерлоо.

— А кто он?

Гораций поспешно попятился.

— Не знаю, милорд! Клянусь!

— Как получилось, что она стала работать у вас?

— Она заявила, что работала писцом в Ирландии и что ей нужны деньги на ребенка. Я пожалел ее и взял на работу.

Квинлан впервые слышал, чтобы Лонгстрит проявил жалость, но решил не заострять на этом внимание.

— Как долго она у вас работала?

— Несколько месяцев. Позвольте узнать, милорд, как вы познакомились с ней?

Квинлан освободил омара и принялся сворачивать кнут.

— Однажды вечером я застал ее в вашей конторе. Она работала над каким-то текстом и не дала мне его прочитать. Я видел слишком мало, чтобы определить, ту ли пьесу вы поставили, хотя с большой вероятностью допускаю, что ту. А теперь еще раз расскажите, как к вам попала рукопись.

— Как я уже говорил, она пришла по почте.

— Вы сами ее получали?

— Естественно нет. Этим занимаются мои клерки.

— Значит, вы не можете утверждать, что ее прислали по почте. Возможно, она просто появилась в вашей конторе.

Гораций притворился, будто не поспевает за рассуждениями виконта. Он понимал, что опасно перекладывать вину на исполнителя преступления, но вся его жизнь состояла из опасностей, а отсутствующая жертвенная овца лучше, чем никакая.

Он хлопнул себя ладонью по лбу.

— Я вижу, куда вы клоните, милорд! У вас блестящие дедуктивные способности! — Он потер руки, предвкушая как сейчас обелит себя. — Возможно, девчонка врала, что ее любовник умер. Возможно, он ирландский писатель и подбил ее отправиться ко мне. Очевидно, ее целью были отнюдь не деньги. Они договорились, что она подсунет мне рукопись. Боже! Моя карьера! Я пропал!

Квинлан счел объяснение слишком гладким, для того чтобы полностью оправдать Лонгстрита.

— Откуда ей было известно, что я не вернусь в город до премьеры и не раскрою обман?

— Не знаю, — честно признался Гораций. Весь его заранее обдуманный план провалился, и сейчас он, как и Квинлан, плыл по течению. Однако он мгновенно уяснил, что настал самый подходящий момент возложить всю инициативу в плавании на своего собеседника.

— Она на этом ничего не заработала, — после непродолжительной паузы заключил Квинлан. — Ее любовнику репутации не прибавилось. Какая у них выгода? Если только… — его глаза опасно блеснули, — они не затевали шантаж.

— Шантаж? — повторил Гораций. — О да, понимаю. Думаете, что теперь, после премьеры, девчонка со своим любовником пригрозят мне, что расскажут публике, как я принял чужую работу за вашу. Им поверят, если учесть, что последнее время ходили слухи о ваших творческих затруднениях. — Гораций благоразумно не упомянул о том, что сам был источником этих слухов. — Вы подозреваете, что наглецы надеются на ваше согласие купить их молчание, дабы спасти свою репутацию? Это мысль.

Едва последние слова слетели с его губ, Гораций сообразил, что подобный поворот грозит ему большим скандалом. Лорд Кирни принадлежит к тем, кто высоко ценит свое имя.

— А теперь подумайте, милорд, скандал подвергнет сомнению авторство всех ваших произведений. Это фактически навсегда погасит ваш литературный огонь! — заявил он с точно отмеренной долей возмущения.

Удивленный тем, что Кирни никак не отреагировал на его слова, Лонгстрит поднял голову и обнаружил, что взгляд виконта затуманен. Не уверенный в том, что его светлость следует в указанном им направлении, он резюмировал:

— Как мы знаем, редко кому удается в полной мере восстановить утерянную репутацию.

Квинлан строил собственные догадки. У него сложилось впечатление о мисс Джеральдин как об особенной, хорошо начитанной молодой женщине, у которой хватило смелости противостоять ему. Тогда его поразила ее дерзость, бесстрашие, с которым она вырвала листок из его руки. Сейчас он мог по-новому истолковать ее действия. Она намеревалась обвести его вокруг пальца! Возможно, тем же объяснялась и ее уступчивость.

Квинлана удивляло, что его интерес к ней не угас, даже когда он узнал о ее беременности. Долгие недели после встречи он с удовольствием вспоминал, как целовал ее. Но если его догадки верны, в тот вечер она намеренно вызывала в нем нужные ей чувства. Она с готовностью ответила на его поцелуй, и он мгновенно возбудился, поверил в то, что и она получала удовольствие от поцелуя.

Квинлан похлопал рукояткой кнута по ладони. Возможно, она бы уступила Лонгстриту, если бы он настоял. Что ею двигало — желание или стремление отвлечь его внимание от работы ее любовника?

Он перевел взгляд на Лонгстрита, который нетерпеливо ерзал на стуле. Что это с ним, он напуган или хочет в туалет? Квинлан сомневался, что рыжеволосая мисс Джеральдин могла организовать заговор одна. Постановка должна принести Лонгстриту немалую выгоду: рыцарское звание, если не врут слухи. Он не поверит никому, пока не поговорит с девушкой.

— Где мне ее найти? — резко произнес он. Гораций поднял взор к небесам, моля, чтобы поиски беглянки не увенчались успехом.

— В прошлом месяце, милорд, она отплыла в Италию.

Неаполь, 14 ноября 1815 года

— Очаровательная bambina, графиня! Вы отмечены божьим благословением.

Кетлин повернулась к говорившей, но не смогла четко разглядеть ее. Казалось, она отгорожена от мира дымчатой завесой.

— Как она? — раздался мужской голос.

— Хорошо, синьор. — Не разобрав, что с таким почтением произнесла женщина, Кетлин сообразила, что они говорят на итальянском.

— А ребенок?

— Девочка, здоровая.

— Ха.

Кетлин интуитивно догадалась, что возглас выражал облегчение и сочувствие, покорность и разочарование, и даже некоторую обреченность. Почему — она не знала. Она чувствовала только чудовищную усталость. Даже желание увидеть новорожденную не помешало ей заснуть.