Роксана Гедеон - Край вечных туманов

Один из солдат, с виду совсем юный, лет восемнадцати, приблизился ко мне. Остальные направились к герцогу де Кабри. Куда делся Брике, я не успела заметить и теперь в недоумении оглядывалась по сторонам.

Юный, гвардеец, стараясь не встречаться со мной взглядом, стал ощупывать ногу и сделал так неловко, что я закричала от боли. Испугавшись, он мгновенно отдернул руки.

– Перелома нет, – заявил он хмуро.

– Просто растяжение.

Довольно ловко Гаспар выдернул у меня из-за пояса пистолет и, порывшись в ранце, достал кусок веревки.

– Давайте руки, гражданка.

– Вы думаете, я могу убежать от целой роты солдат?

– Давайте руки, и без разговоров. Я выполняю приказ. Я в бешенстве протянула ему руки, и Гаспар без всякой жалости туго стянул веревкой мои запястья.

– Ну, свяжите мне еще и ноги!

– Об этом вы скажете капитану, гражданка.

Он немногословен, этот юноша, с сарказмом подумала я. Жорж, наверное, ведет себя так же. Ему тоже около восемнадцати, и он уже много месяцев на фронте. Гаспар, не говоря ни слова, стал поднимать меня с земли. Постанывая от боли в щиколотке и опираясь на руку своего конвоира, я с трудом встала на ноги и проковыляла к лошади. Гаспар помог мне вскочить в седло позади себя. Как я буду держаться верхом, если даже руки у меня связаны, я не знала.

– Ну, все готовы? – раздался голос сержанта.

– В дорогу!

Лошадь ринулась вперед, и я еле-еле удержалась, ухитрившись ухватиться за куртку Гаспара. Ветер ударил мне в лицо, развеял в воздухе мои волосы подобно ослепительному шлейфу кометы…

Я снова не знала, что меня ожидает.

– Ты думаешь, у меня есть время заниматься этой ерундой! К черту! Выведи ее в дюны и расстреляй, вот и все. Мы сейчас же отправляемся в Ниор… С утра восстало пятнадцать приходов, сорок ферм, а ты лезешь ко мне с какой-то роялистской шпионкой! Говорю тебе, пуля положит конец всем проблемам. Все? Убирайся!

Капитан кричал и бранился, брызжа слюной. Небритая его физиономия нервно дергалась. Маленький лагерь республиканцев оказался среди бурлящего океана ненависти и насилия. Запад Франции запылал огнями пожаров, подобно рождественской елке.

Гаспар мрачно смотрел то на меня, то на свое ружье.

– Пойдемте, гражданка. Капитану не до вас.

Я молча последовала за своим конвоиром. Вокруг царила неразбериха: лагерь лихорадочно готовился к отбытию. Ржали лошади. Шипели костры, залитые водой, и поднимался в небо синеватый дымок бивуаков.

– Куда ты ведешь эту красотку, Гаспар? В дюны развлечься?

– А у этого малого неплохой вкус!

– Да, у аристократки все на месте, это надо признать!

– Что ты такой жадный, Гаспар? Христос завещал делиться!

Гаспар не отвечал на шутки и подтрунивания, но я под градом насмешек и весьма грубых замечаний чувствовала себя отвратительно. Глядя на русый крепкий затылок своего конвоира, его крепкие не по годам плечи, всю ладно сбитую фигуру, я невольно чувствовала ярость. Надо же, какой дубина! Неужели он действительно меня застрелит?

Мы прошли небольшой ельник, где воздух пропитался сыростью и запахом смолы, и вышли в песчаные дюны – пустынные, блеклые, грустные. Небо было серо-черное, как размазанные чернила. Кроме тамарисковых кустов, до самого горизонта не было видно никакой растительности.

Гаспар шел все дальше и дальше, словно ему недостаточно было того, что мы уже оказались в двадцати минутах ходьбы от лагеря. От этого молчаливого марша по дюнам мне в душу закрадывался страх. Господи Иисусе, о чем кричал тот небритый капитан? И неужели у этого юного Гаспара достанет жестокости выполнять небрежно отданный приказ? Нервы у меня были на пределе, неизвестность изводила больше всего, и я не выдержала:

– Черт возьми, хватит! Хватит брести по пескам, мне это надоело, я не выдержу больше! Это безумие какое-то, остановись!

Он медленно повернулся ко мне, и я застыла на месте. Руки у меня опустились, слова исчезли.

– Что вы кричите, гражданка? – хмуро спросил Гаспар. – Вы хотите, чтобы я вас расстрелял?

Я молчала, понимая, что ответы «да» и «нет» прозвучали бы в одинаковой степени нелепо. На щеках у меня горел румянец. Сейчас даже ветер, трепавший мои распущенные волосы, казался мне горячим сирокко.

– И надо было так случиться, что вас мне доверили.

– Послушай, – сказала я тихо, – тебе ведь не больше восемнадцати, правда? Я могла бы быть твоей сестрой. Так неужели.

– Нет, – прервал он меня. – Ты не могла бы быть мне сестрой. Ты аристократка и роялистская шпионка, и для таких есть только один исход – гильотина!

От этого слова у меня всегда мороз пробегал по коже, но теперь я не испугалась, хотя Гаспар произнес его со всем фанатизмом, на который только был способен.

– Ты такой молодой и такой кровожадный?

– Я за народ, за Революцию, за Республику.

– Тебе бы впору интересоваться девушками, а не убивать людей.

Он почти с мукой вглядывался в мое лицо, но, встречаясь с моим взглядом, отводил глаза.

– Вы сами убиваете людей. Иначе зачем бы вы шпионили?

– Я не шпионила. Вы все это выдумали. Я добираюсь к своим детям. Только поэтому я оказалась тут.

– Вранье! – безапелляционно заявил он.

– Ты просто глупый индюк, как и твой капитан, – выпалила я в бешенстве, – если можешь думать, что я шпионка!

– Ну хватит! – воскликнул он, багровея от гнева. – Замолчите, вы мне надоели, вы аристократка, такая же подлая, как и все ваше змеиное гнездо!

– А ты… ты болван, сопляк, деревенщина!

Он рванул с плеча ружье, весь красный от ярости. Сухо щелкнул затвор. Я была такая взвинченная, что даже испугаться не успела, а только крепко зажмурилась в ожидании выстрела. Но выстрела не последовало.

– Что…что это такое?

Я открыла глаза. Гаспар, побледневший и взволнованный, казалось, вслушивался в звуки, что проносились над дюнами. Шелест тамарисковых кустов, тихо вздыхающие зыбучие пески, а между всем этим – частое сухое потрескивание, как при игре в кости.

– Стрельба! Там идет бой!

Забыв обо мне, Гаспар бросился бежать к лагерю. Я осталась стоять в нерешительности. Вокруг было безлюдно. Сплошные песчаные дюны… Как бы там ни было, впереди дороги нет. Если уж мне надо идти, то следует сперва вернуться назад, в лагерь. Я пошла туда медленно, погруженная в размышления.

У меня словно камень с плеч свалился. Чувство необыкновенного облегчения было так сильно, что я ощутила прилив сил. Вот только руки у меня были связаны. Еще одна причина для того, чтобы вернуться, найти нож или кусок стекла и развязать их.

Насчет причины внезапного боя я не сомневалась. Герцог Булонский и Тристан Отшельник столько твердили о том, что утром начнется восстание, что я была уверена в том, что на синих напали либо белые, либо взбунтовавшиеся крестьяне. Я не знала, кто выйдет победителем. В любом случае мне не хотелось ввязываться в войну. Война – это всегда кровь, зверства, насилия, неизбежная гибель при попадании в плен… Я хотела только одного – добраться до Жанно, Шарло, Авроры, добраться и хоть один день прожить с ними в спокойствии, забыв о том, какие громы грохочут над Францией.