Роксана Гедеон - Край вечных туманов

С невероятной силой незнакомец отшвырнул меня от себя, и я так грохнулась головой о стену, что у меня потемнело в глазах. Шляпа слетела на пол, волосы рассыпались по плечам белокурой волной. Я не успела опомниться, как получила две оглушительные пощечины и услыхала вопрос:

– Кто тебя подослал? Кателино? Ах ты жалкая шлюха!

Это было слишком для меня. Дыхание у меня перехватило, я не могла произнести ни слова. Незнакомец оперся рукой о стену, его лицо наклонилось ко мне – смуглое, нервное, искаженное подозрительной гримасой. Глаза у него были широко расставленные, большие и такие бархатно-черные, что это заставляло задуматься о его восточном происхождении или о примеси крови мавров. Длинный нос с развитыми нервными ноздрями совершенно не гармонировал со ртом, почти женским. Толстые чувственные губы, пожалуй, были самыми притягательными в этом лице. Да еще ресницы – такие длинные, что бросали тень на щеки.

На вид ему было лет тридцать. Но наверняка черный платок, которым была повязана его голова, – платок корсара, и узел над самыми бровями делали его чуть старше.

– Вы граф де Шаретт? – прошептала я одними губами.

Струйка крови побежала от уголка моего рта к подбородку – свидетельство тех двух пощечин.

– Поверьте, вы совершенно напрасно меня подозреваете…

Он расхохотался так зло и оглушительно, что я подумала, не сошел ли он с ума.

– Ха! Шлюха еще и разговаривать умеет!

Он резко прервал свой смех и снова склонился надо мной.

– Ты вздумала меня дурачить? Стерва! Да я задушу тебя, если ты сразу же не скажешь, кто тебя подослал. Поняла? Ну?.. Кто же? Кателино? Стоффле? Или, может быть, добряк Боншан? Они все сговорились сжить меня со свету!

Его руки сомкнулись на моей шее и сдавили не на шутку. Меня окатила волна ужаса, я не могла произнести ни слова. Он что, всерьез похваляется меня задушить?

– Ах мерзавка! Ну!

Мне не хватало воздуха. Я чувствовала, как глаза снова заволакивает ярко-красный туман. Поплыли по лесному домику странные желтые круги. Ноги подкосились, и я словно куда-то полупровалилась.

– Гм, какая тонкая шея, – слышала я как во сне злой чужой голос. – И нашли же такую нежную красотку. Сколько она им стоила – тысяч двадцать?

Его руки разжались, он отпустил меня. Сквозь болезненный дурман удушья я слышала, как Шаретт наливает в кружку пиво. С ней он вернулся ко мне, насильно разжал мои губы и, запрокинув голову, влил мне в рот все содержимое кружки. Я поперхнулась, пиво потекло по подбородку, одежде.

– Оставьте меня, – произнесла я шепотом. – Иначе я сейчас умру.

– Нет, сначала ты скажешь мне, как ты здесь оказалась и какое у тебя было задание.

Шаретт видел, что я совершенно без сил, и, видимо, успокоился. Даже, отошел, сел в кресло, положив скрещенные длинные ноги на стол. Затем спохватился, достал пистолет, зарядил его и, положив перед собой, снова принял прежнюю позу. Я медленно вытерлась рукавом, недовольно подмечая, как жутко выглядит фигура Шаретта в последних красных отблесках головешек в очаге. Черное в красных бликах – чем не цвета ада? И внешность этого вандейца казалась демонической – лихорадочно блестящие, неправдоподобно большие и черные, как угли, глаза, какое-то безумие во взоре, чувственный крупный рот, искривленный ненавистью, трепещущие крылья носа и вдобавок – эта черная повязка на голове, из-под которой падают смоляные слипшиеся волосы.

– Ну? Ты можешь уже говорить?

– Я принцесса де ла Тремуйль де Тальмон. Я пришла к вам сама, меня никто не подсылал, и я не собиралась покушаться на вашу жизнь.

Он и бровью не повел, услышав эти слова, и я была слегка сбита с толку. Все-таки мое имя должно было прозвучать неожиданно и произвести сильное впечатление. А смуглое лицо Шаретта осталось странно застывшим и каменным.

– Вы меня слышали? – проговорила я полуиспуганно. – Я сказала вам правду. Я не выполняла ничьего задания. Меня привела сюда Мьетта, ну, девушка из вашего отряда. Мне нужно было застать вас одного. Я уже десять дней пытаюсь это сделать.

– Ага, стало быть, ты уже давно за мной охотишься.

– Вы употребляете не те слова. Я не охочусь. Я скорее гоняюсь. Я аристократка, и поэтому полагала, что вы, как аристократ, согласитесь мне помочь. Не могла же я обратиться к крестьянским вождям. Им было бы труднее понять меня.

– Ну, и чего же ты хочешь? – спросил он насмешливо.

Я трудно глотнула. Во рту у меня было сухо. Я не могла понять, верит он мне или нет, какое впечатление произвели на него мои слова, но я заметила, что он продолжает называть меня на «ты», хотя и слышал уже мое имя. Это меня уязвляло.

– Мой отец. Вы же знаете, он сейчас развернул широкие бои в Иль-и-Вилэне. Он знаменитый предводитель. Так получилось, что я оказалась вдали от него. И я подумала, не можете ли вы переправить меня к нему. Я полагала, его имя достаточно известно.

– Ну и что? – спросил он, пристально глядя на меня.

Я растерялась. Что? Но я, кажется, уже все сказала. Неужели этот Шаретт так глуп, что не понимает моей просьбы? Или не желает понимать?

– Ну и что?

– Ну, я же не могу сама, без сил, без средств, преодолеть линию фронта, ту территорию, где идут бои. Это почти невозможно. А мне непременно нужно быть у отца.

Я уже и не заикалась о Бретани, о Сент-Элуа. Если Шаретт так реагирует на Иль-и-Вилэн, то о более дальних краях и говорить не стоит.

– Мой отец, он сражается за то же, что и вы. За Бога и короля. Он будет вам очень благодарен, если вы поможете мне соединиться с ним. Ведь я его единственная дочь. И я полагала, что вожди повстанцев должны помогать друг другу.

– Почему?

– Почему? – переспросила я удивленно.

– Да. – Шаретт казался очень спокойным, но левое веко у него конвульсивно дергалось. – Почему ты так полагала?

Я совсем утратила нить разговора. Он что – болван?

– Признаться, господин граф, я не знаю, что вам ответить. Взаимопомощь обычно считается благородным делом. И если только вы дворянин, то вас положение обязывает. Я считала вас способным на благородные поступки.

– Ты ошибалась.

Кровь прилила мне к лицу. Этот безапелляционный тон, это «ты», это странное поведение выводило меня из себя. Мьетта говорила мне, что Шаретт – свинья. Но не до такой же степени…

– Почему вы, собственно, говорите мне «ты», господин де Шаретт? Возможно, я и ошиблась, но это никак не объясняет.

– Объясняет, – прервал он меня.

– Я всем женщинам говорю «ты». На земле нет такой женщины, которая удостоилась бы от меня «вы». Даже королева.

– Для аристократа у вас довольно странные привычки.

– Не тебе их обсуждать.

Я замолчала, сознавая, что таким же образом он будет отвечать на все мои слова. Я уже жалела, что пришла сюда. Достаточно вспомнить тот прием, который оказали мне, – рука, схватившая за горло, кинжал – чтобы понять, что разговор вряд ли стоил таких испытаний. Я была почти уверена, что Шаретт мне откажет. Чего еще ожидать от такого мстительного подозрительного субъекта, от негодяя, который несколько раз называл меня шлюхой и стервой.