Роксана Гедеон - Дыхание земли

– Пить, – простонал Жанно.

Я взяла стакан и осторожно стала поить сына. Он проглотил всего несколько капель. Что-то тяжело заклокотало в его горле, он весь посинел, тело его изогнулось, как от невыносимой муки. «И я ничем, ничем не могу помочь!» – мелькнула у меня мысль. Жан задышал часто, хрипло, натужно, но синева не проходила, и я, честно говоря, не представляла себе, что будет дальше.

– Господи, спаси его, – прошептала я, вся дрожа. – За что ему все это? Пусть лучше я… кто угодно, только не он!

Потянувшись к столику, чтобы поставить стакан, я сползла с постели и подняться была уже не в состоянии. Я опустилась на пол, припала лбом к изголовью кровати. Слез у меня уже не было. Я чувствовала, как растет жуткая пустота внутри. Эта пустота давила, угнетала, сжимала сердце. И такая боль пронзила виски, что мне казалось, я схожу с ума.

Звон шпор и чьи-то быстрые громкие шаги раздались на лестнице. Я не пошевелилась. Вероятно, это вернулся Брике, чтобы сказать, что не нашел доктора. Это сейчас было не важно. Мне же сказали, что поможет только чудо. Значит, надо молиться. Но, честно говоря, даже на это у меня сейчас не было душевных сил: так я была опустошена.

Дверь распахнулась. Свет из коридора залил комнату. Я медленно, не отнимая рук от кровати, повернулась и увидела герцога дю Шатлэ.

Да, это был Александр. Он, видимо, только что вернулся. Сапоги его были забрызганы грязью, плащ промок. Резким движением он сбросил его, потом швырнул шляпу на стул. Затем, повернувшись ко мне, резко произнес:

– Мне сказали, у него дифтерия. Это правда?

Не отвечая, я тупо смотрела на него. Я даже не понимала, что он говорит. На миг мне показалось, что все это происходит не со мной. Ведь действительно, все было слишком ужасно, чтобы быть правдой. Должно быть, я просто сплю и мне снится кошмар. Я открою глаза и увижу, что Жан здоров… что все эти ужасы мне только приснились…

Александр шагнул вперед, склонился надо мной.

– Ну-ка, хватит сидеть. Бегом отправляйтесь вниз, мне нужны горячая вода и мыло.

Я не двигалась, блуждающим взглядом глядя на герцога. Схватив меня за руку, он сжал ее так сильно, что вполне мог бы оставить синяк, и скомандовал так оглушительно громко, что я содрогнулась:

– Бегом, я сказал, вниз!

– Зачем? – прошептала я.

– За горячей водой и мылом. И позовите сюда Маргариту. Поторапливайтесь, если вам хочется, чтобы ваш сын был жив!

Эти слова подействовали на меня как электрический ток. Еще ничего не понимая окончательно, я вскочила на ноги и бросилась к лестнице. Я сама не знала, откуда у меня взялись силы, ведь за минуту до этого я была не в силах пошевелить даже пальцем. Должно быть, слова и энергия Александра подбодрили меня. Я ни от кого не слышала таких обнадеживающих слов.

Я даже не подумала, что можно позвать служанок, и сама побежала на кухню. Кухарка дала мне кувшин с горячей водой, почти кипятком. Спотыкаясь на каждом шагу, я нашла кусок мыла и стала подниматься по лестнице. Кувшин жег пальцы до боли, но я не чувствовала этого. Когда я пришла и поставила все принесенное перед Александром, он уже разделся, сбросил сапоги и сюртук, засучил рукава до локтей.

Он стал мыть руки и выругался.

– Черт! Разве я сказал принести кипяток?

С искаженным лицом он вымыл руки до локтей и приблизился к Жану. Пальцы герцога осторожно ощупали шею мальчика. Жан вскинулся и застонал.

– Да. Все верно. Дифтерия.

– Вы спасете его?

Александр не отвечал. Сама не понимая, что делаю, я упала перед ним на колени, схватила его руку так, как утопающий хватается за соломинку:

– О, сударь! Умоляю вас! Это вся моя жизнь! Пожалуйста! Все, все говорят, что он умрет… Будьте милосердны, он же такой маленький! Ему нельзя умереть!

Рывком расцепив мои руки, он обошел меня, двинулся к светильнику и быстро зажег его. Потом сунул мне в руки:

– Держите! Да, именно так… Мне нужен будет свет. И стойте смирно, не шевелитесь!

Я стояла, смертельно боясь нарушить хоть одно из его распоряжений. Ноги у меня подгибались, но я была уверена, что выдержу. Он заставил меня держать светильник так, что горячий воск мне капал на пальцы, но я не чувствовала боли. В этот миг в дверях показалась Маргарита.

– Есть где-нибудь поблизости нож? – спросил Александр.

Я не могла отвечать. Маргарита ответила за меня:

– Нож под подушкой у Жанно, ваше сиятельство.

– Под подушкой?

– Ну да, мы положили его, чтобы он оттягивал боль.

Александр шагнул к кофейному столику, взял маленький фарфоровый чайник и, сильно ударив его о колонку кровати, отломал носик.

– Возьмите, – сказал он Маргарите. – Надо ополоснуть его кипятком.

Нож был извлечен из-под подушки. Со все возрастающей тревогой я наблюдала, как Александр раскаляет его лезвие на огне свечи. Что он намеревается делать? От страха у меня зашлось сердце; когда герцог склонился над мальчиком и нож как-то по-особенному жутко блеснул в его руке, я бросилась к нему, хватая за руку:

– Постойте! Что вы хотите делать? Я… я не могу этого позво…

Александр вырвал из моих рук светильник, отдал его Маргарите и, обхватив меня за плечи, повел к стулу. Ему пришлось почти насильно усадить меня. Он наклонился ко мне и вполголоса произнес:

– Слушайте меня внимательно. Ребенка может спасти только немедленное вскрытие опухоли. Сделать это очень сложно. Нужен один точный разрез – точный, вы понимаете? Если вы словом, движением или даже вздохом помешаете мне, ваш сын умрет. Помните об этом и сидите тихо.

Оставив меня, он пошел к постели, сказав:

– Маргарита, вы посветите мне. Полагаю, у вас больше выдержки, чем у герцогини.

Они что-то делали. Я видела их руки над ребенком. У меня зуб на зуб не попадал от страха. Я словно сквозь сон слышала, как Александр объяснял Маргарите, когда понадобится чайник… и что понадобится он для прохода воздуха, но его слова и мои собственные мысли так смешались у меня в голове, что я ничего отчетливо не сознавала. То, что сказал мне Александр, заставляло меня сейчас бояться даже собственного вздоха. Я разрывалась между самыми противоположными побуждениями. Я и надеялась на успех, понимая, что от Жана отказались все, кроме Александра, и думала в то же время, что, может быть, все это только повредит мальчику. Может быть, без этого кошмарного и весьма рискованного разреза Жан имел больше шансов на жизнь?

Мысль о том, что сейчас, да, именно сейчас Жан может умереть, заставила меня содрогнуться. Я снова увидела блеск лезвия над своим сыном. Это все выглядело так ужасно, что я внутренне сжалась и заледенела. Ледяной холод подступил к сердцу. Я услышала какой-то гортанный всхлип.

– Готово, – произнес Александр.

Он делал еще что-то, но я не понимала, что именно. Я даже не могла уяснить, жив мальчик или нет. Трудно было сказать, сколько прошло времени – пять минут или час. Александр подошел ко мне: его руки были в крови, на лбу вздулись вены. Честно говоря, я взирала на него с ужасом.