Виктория Холт - Чудо в аббатстве

— Вы лжете! — воскликнул Бруно.

— Тогда откуда? Откуда взялись такие огромные деньги на постройку этого поместья? У кого есть такие сокровища, кроме как у Его Величества короля и богатейших семейств страны? Поведайте нам об этом, Бруно, Святой Бруно-чудотворец, расскажите нам Их даровало небо? Они с небес свалились, ваши сундуки?

— Да, — мрачно ответил Бруно. Саймон Кейсман расхохотался.

— Вы называете небесным даром то, что пришло из Испании. Я и многие другие назвали бы это изменой! Когда было произнесено это, в церкви стало тихо. Потом Бруно произнес:

— Уходите. Вы здесь чужой!

— Конечно. Я ведь не нарушаю законы. Вы хотите восстановить монастыри. Я знаю о существовании таких планов. Их придумали в Риме и Испании, где живут ваши хозяева. Но не думайте, что я позволю осуществить это!

Бруно повернулся и пошел в глубь церкви. Я отпрянула в тень, и, когда Саймон Кейсман, полный решимости, проходил мимо, подумала: «Он донесет на нас. Завтра вечером Бруно будет в Тауэре».

Потом мои мысли обратились к девочкам и к тому, что может случиться с ними.

Я побежала за Саймоном Кейсманом. Он услышал мои шаги, остановился и медленно повернулся.

— Ты хочешь что-то спросить у меня? — сказал он.

— Да. Что ты собираешься делать?

— Исполнить свой долг.

— Я думаю, что ты доносишь уже не в первый раз. Саймон притворился, что ничего не понял.

— Возможно, что и не в последний. Я чту закон.

— Особенно, когда можно извлечь выгоду.

— Извлечь выгоду! Какую?

— Например, отомстить.

— Ты драматизируешь, моя дорогая Дамаск. — Он внимательно разглядывал меня, и я вспомнила, что на мне под плащом лишь ночная рубашка.

Страх сделал меня безрассудной.

— Доставит ли тебе месть такое же удовольствие, как и чудесный дом, получить который у тебя не было надежды, пока жив был мой отец?

— Я не понимаю тебя.

— Разве? Ты ведь уже один раз выполнил свой долг, причем с большой прибылью для себя, не так ли? Обескураженный, Саймон Кейсман молчал.

— Я знаю, что ты донес на моего отца. Ты — неблагодарный негодяй! Убийца! — промолвила я.

— И это ты говоришь человеку, у которого в руках твоя жизнь?

— Зачем она, если не можешь сказать правду?!

— Ты всегда была смутьянкой, Дамаск! Что за безрассудство! Ты сделала не правильный выбор. Ты выбрала Бруно… Человека или святого? Что же, скоро увидим. Он будет хорошо смотреться на виселице.

— Ты решил донести на него, как донес и на моего отца?

— Твоего отца?

— Не пытайся обмануть меня, Саймон Кейсман. Мой отец взял тебя в свой дом. Ты был беден. Все, что у тебя было, это жадность, зависть и беспринципность. Ты — эгоистичный, злобный и неблагодарный человек.

— О да, я действительно нарушал заповеди…

— Хоть раз ты сказал правду. Ты убийца моего отца, Саймон Кейсман. Ты хотел завладеть всем его достоянием.

— Признаю. Я вожделел к его дочери, даже сейчас мое желание не исчезло.

— Как ты смеешь!

— А как смеешь ты, моя безрассудная красавица? Перед тобой человек, который может отправить всех вас уже завтра в Тауэр, а ты оскорбляешь его.

— Я буду проклинать тебя до последней минуты моей жизни. Неужели ты не любил своего отца?

— Я никогда не знал его, и мне не ведомо это чувство.

— А я обожала своего отца. Последний раз я видела его в Тауэре, откуда его вывели на казнь и отрубили голову. Ты, Саймон Кейсман, виновен в этой смерти, и ты думаешь, я когда-нибудь прощу тебе это?

— Твой отец был дураком. Ему не следовало давать приют священнику. Он знал, что преступает закон, такие люди заслуживают неожиданной и жестокой смерти. Спрятать священника, восстановить распущенное Аббатство — это преступления, которые караются смертью. Хорошо бы тебе понять, что ты угрожаешь человеку, от которого зависит очень многое.

— Тебе мало того, что ты убил моего отца, ты хочешь погубить нас всех. Тебе нужно это Аббатство, разве не так?

— Как ты глупа, Дамаск! Я не хочу причинять тебе зло. Разве ты не моя падчерица?

— К сожалению, да.

— К которой я, несмотря на все ее своенравие и недоброе ко мне отношение, всегда испытывал самые теплые чувства.

— Испытывал ли ты их к кому-нибудь вообще?

— К тебе, как ты знаешь.

— И ты утверждаешь, что поэтому хотел жениться на мне, а не для того, чтобы завладеть состоянием моего отца?

— Теперь ты не наследница. Теперь тебе угрожает опасность. Завтра сюда могут прибыть люди короля. Ты отсутствовала, когда они арестовали твоего отца. Твоего мужа схватят у тебя на глазах, если не…

— Если что?

— Я бы мог многое для тебя сделать, Дамаск.

— Что же, окажи услугу, повесься. Он засмеялся:

— Ты просишь многовато, ведь, если я буду мертв, я не смогу наслаждаться твоим обществом. Нет, Дамаск, тебе придется быть полюбезнее со мной, если ты хочешь жить по-прежнему с комфортом и на свое испанское золото.

— Боюсь, я не понимаю тебя… Саймон шагнул ко мне.

— Ты все прекрасно понимаешь. Если ты станешь ко мне поласковее, я закрою глаза на сегодняшние события.

— Я спрошу совета у матери, — язвительно заметила я.

— О, Дамаск, отчего ты так неразумна? Если бы ты вела себя по-другому, твой отец был бы сегодня жив.

Я повернулась, намереваясь уйти.

Он крикнул мне вслед:

— Даю тебе двадцать четыре часа. Ты могла помочь своему отцу. Теперь у тебя есть время спасти свою семью.

Бруно вышел из церкви в сопровождении монахов. Саймон Кейсман бросился прочь, а я, вся дрожа, поспешила к дому.

Этой ночью Бруно не пришел ко мне. Я провела большую часть времени на скамеечке у окна, ожидая его. Я хотела спросить, действительно ли источник нашего богатства в Испании или Риме. Тогда это казалось мне единственным объяснением. И как оно раньше не приходило мне в голову? Бруно получил деньги, чтобы перестроить Аббатство, и это более правдоподобно, чем то, что он избран Богом для этой миссии.

Слова Саймона Кейсмана снова и снова звучали у меня в ушах Я виновата в смерти отца. Если бы я вышла замуж за Саймона, он бы не предал моего отца, потому что получил бы наш дом через меня. Но я отвергла его, и поэтому отцу пришлось умереть. Теперь он сделал мне новое предложение. Если я приму его, то куплю молчание Саймона Кейсмана.

При мысли об этом меня охватила дрожь. Но, по крайней мере, в течение суток нам ничто не грозило.

Почему Бруно не пришел и не утешил меня в ту ночь? Как это похоже на него. Он не хотел делить со мной свои тревоги, потому что знал: я не верю я в него.

Утром я отправилась в его личные покои в башню.

— Бруно, — воскликнула я, — нам нужно поговорить! Он удивленно взглянул на меня.

— Разве ты забыл о вчерашнем происшествии?

— Твой отчим не стоит моего внимания.