Кэтрин Гаскин - Зеленоглазка

Когда я дошла до повозки, вся семья уже стояла на дороге; все, кроме матери, – та осталась сидеть на своем высоком месте впереди. Наверное, мой вид показался им странным: ноги заплетаются, ботинок почти порвался, серое, явно не по размеру платье волочится грязным подолом по земле, а между ручками холщовой сумки кое-как засунут скомканный платок. Но постепенно я осознала, насколько я действительно невероятно выгляжу, скорее всего из-за грязи, покрывавшей меня буквально с головы до ног. Я догадалась об этом по их взглядам – удивленным, отказывающимся верить, как будто я возникла перед ними прямо из воздуха или из облака пыли, сопровождающего повозку (что более походило на правду). Быстро оглядев их, я вспомнила все, что успела узнать ранним утром: вот отец, вот мать, которой все подчиняются, вот трое сыновей, так похожих друг на друга, вот дочь, поразившая меня редкой красотой, а вот и их младший – мальчик со светлыми, как у матери, волосами. Все они, не отрываясь, смотрели на меня и ждали, когда я начну говорить.

Наконец ко мне вернулся дар речи.

– Вы направляетесь на прииски, в Балларат?

Отец заговорил первым:

– Да, вам чем-нибудь помочь?

Я чуть не заплакала от радости. Стоило только начать разговор, как забылись и усталость, и то ужасное, что я совершила утром. Его лицо оказалось именно таким, каким я себе и представляла, – добрым и ласковым, со спокойным взглядом, что так редко встречается у мужчин, обладающих физической силой. Он производил впечатление человека, на которого можно положиться.

– Пожалуйста, – сказала я, – возьмите меня с собой в Балларат. Я иду пешком с самого утра и…

– Сегодня утром! Вот когда я тебя видела – сегодня утром! – перебила меня девушка. – Теперь я вспомнила. Ты была в окне… в той таверне, как ее?..

– «Арсенал старателя», – подсказала я. Отрицать это было бесполезно; я могла добраться до этого места только оттуда или еще с фермы, мимо которой проходила с утра.

– Ты там жила? – спросила меня мать. Она была более сдержанной, чем отец, что обычно свойственно женщинам. Я сразу обратила внимание, какое у нее яркое подвижное лицо, – она была красива и, кажется; прекрасно это осознавала. Она даже слегка улыбнулась, отчего под глазами появились небольшие морщинки, и только, – вся кожа ее была гладкой и свежей. Ее изысканный наряд, шляпка и прическа – светлые локоны возле ушей, – были как у молодой женщины, да и выглядела она так, что залюбовался бы каждый, тем более здесь, где все это великолепие казалось почти неправдоподобным.

– Я там работала, – сказала я, – отец заболел, и нам пришлось сделать остановку. У нас было мало денег, поэтому, когда пришел срок уходить, я была вынуждена отрабатывать за питание и постой.

– А где теперь твой отец? – это сказал один из сыновей, как мне показалось, самый старший, хотя на вид он был старше своих братьев всего на год или два. Его недоверчивый взгляд выдавал беспристрастное отношение к происходящему, будто он хотел казаться старше даже собственных родителей.

– Он умер там пять дней назад, – ответила я. О Джордже я решила ничего не рассказывать.

Отец сочувственно покачал головой:

– Бедняжка! Ты осталась совсем одна?

– Да, – сказала я, – теперь одна. Я ждала, когда мимо пройдет какая-нибудь семья, чтобы попроситься с ними доехать до Мельбурна или Балларата. Мне теперь даже все равно, куда ехать. Для меня главное – найти работу… Денег у меня нет…

Они выслушали меня молча, и я заметила, что муж бросил на жену вопрошающий взгляд. И вдруг послышался голос одного из сыновей, на этот раз не старшего.

– Ты англичанка? – спросил он. По тому, как был задан вопрос, я сразу поняла, что он не любит англичан; это нередкое явление среди ирландцев. Он даже произносил это слово так, будто от этого у него тотчас же отсохнет язык.

– Пэт, уймись! – прикрикнула на него мать. – Неужели ты не можешь оставить человека в покое хоть на пять минут? Бедной девочке сейчас совсем не до того, англичанка она или нет. Как будто с этим можно что-то поделать.

Он начал было спорить с ней:

– Да, и все же…

Но теперь уже дочь потеряла терпение.

– Опять за свое?! Мы что, должны стоять здесь и слушать, как ты нападаешь на нее? – бросила она возмущенно. – Надо взять се с собой, вот и все! Не можем же мы бросить ее здесь, прямо на дороге.

Она явно обращалась к отцу – в расчете на то, что от него-то не получит отказа. Ее речь была такой непринужденной, будто она ни секунды не сомневалась, что он только и делает, что мечтает подобрать кого-нибудь на дороге. Я сразу же вспомнила, что просила их только подвезти меня; ни о чем другом здесь речи не шло.

– Ты была одна в «Арсенале старателя», не считая того человека? – спросила мать.

Я знала, что подобного вопроса не избежать. Наивно было думать, что найдется женщина, которая обошла бы его стороной. Здесь я была бессильна.

– После того как умер отец – одна, – кивнула я. Мне хотелось дать им понять, как все это было на самом деле. – Поэтому мне и пришлось уйти, – объяснила я, – я думала, что, если бы вы могли меня подвезти, пока я не…

Женщина кивнула.

– Да, мне все понятно. По тем синякам и рубцам, которые остались у тебя на лице, вряд ли можно подумать, что ты случайно ударилась об кровать.

Я замолчала, увидев, как переменились их лица. Одной лишь фразой она прояснила то, что сразу не пришло им в голову, потому что муж не разбирался в житейских тонкостях, а сыновьям не хватало опыта. Поняв, о чем идет речь, каждый из них отреагировал по-своему. Отец покачал головой, вероятно, сочувствуя мне; старший сын нахмурился и стал задумчиво гладить свой подбородок. Тот, которого звали Пэт, уставился на меня внимательным изучающим взглядом, как будто только сейчас обнаружил, что перед ним женщина, хоть и англичанка. А третий брат лишь смущенно топтался на месте, вперив глаза в землю. Дочь уже не выказывала былого нетерпения. Облизнув губы кончиком языка, она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но, поймав на себе взгляд матери, передумала и только пожала плечами.

Один лишь мальчик не понял, почему, собственно, повисло такое молчание.

Наконец мать решительно сказала:

– Поехали, Дэниел. Надо двигаться. Во-первых, я умираю от голода, а во-вторых, если мы не прибавим скорости, то не уложимся в две недели, как собирались.

– Да, конечно, Кейт. Поехали.

– А как же она? – спросила девушка.

– Да возьмем мы ее, возьмем, успокойся… Неужели после всего, что она рассказала, мы оставим ее стоять на дороге? Давайте-ка садитесь в повозку.

Мальчик подошел и взял у меня из рук сумку. Когда он улыбался, то необыкновенно походил на мать.

– Я рад, что ты поедешь с нами, – сказал он застенчиво.