Кэтрин Гаскин - Зеленоглазка

Если бы он знал, какого зверя разбудил, сказав ей это!

– Бандиты, да? – воскликнула она почти с радостью. – Хотела бы я посмотреть хоть на одного, кто сможет догнать моего Танцора! К тому же я умею держать в руках оружие. Меня уже давно научили.

И после этого она стала ездить, пристегнув к ремню пистолет в кобуре. Когда новость об этом распространилась по округе, это вызвало новую волну скандальных слухов. Роза пожимала плечами:

– Кажется, все, что я ни делаю, приводит их в шок. Зачем же мне стараться и сдерживать себя? Ведь результат все равно будет один и тот же!

Джон Лангли пытался слабо противостоять всему этому, но при виде Розы, лихо гарцующей на своем коне, он ничего не мог поделать с охватывающей его гордостью.

– Ах, если бы Элизабет умела так ездить… – сказал он мне однажды.

Я тоже пыталась заняться верховой ездой в Лангли-Даунз, однако мои результаты были далеко не блестящи. Я всегда немного опасалась лошадей и согласилась учиться только из-за того, что видела: для женщины в этих местах скакать на лошади – в порядке вещей. Любая из них могла спокойно провести в седле несколько часов. Для меня нашли самую мирную и медлительную кобылу, и на ней я ежедневно угрюмо трусила по близлежащим пастбищам. Мальчик-грум, приставленный следить за мной, ехал в нескольких шагах сзади и безбожно зевал, с завистью поглядывая на другого грума, которому посчастливилось сопровождать Розу. Тот скакал в одиночестве, оставленный далеко позади, в то время как Роза гнала своего Танцора в полную силу. Иногда Джон Лангли выезжал с Розой сам, и тогда ей приходилось держаться возле него. Это ей совсем не нравилось – она любила ездить одна, до конца наслаждаясь своей призрачной свободой.

– Ах, Эмми, это так здорово! Когда я скачу одна, я принадлежу только сама себе. Это единственное, что мне нравится в этой стране – можно скакать и скакать до самого горизонта, а когда появится новый горизонт, скакать к следующему. Жаль, что всегда приходится возвращаться!

Лангли-Даунз не интересовал ее как часть богатого состояния Лангли, как ферма с ценными овцами, приносящими прибыль. Все, что она ценила здесь, – это простирающиеся кругом пастбища: акры и мили свободной земли, где не было даже деревьев, которые могли бы отвлечь Танцора от его сумасшедшего бега.

– Кринолины стали шире, – сказала Роза, – а шляпки, наоборот, уменьшились, – она зевнула и перевернула следующую страницу журнала, – надо будет заказать себе новый костюм, как приедем в Мельбурн…

Джон Лангли как раз был в отъезде, и мы сидели с ней в гостиной вдвоем, собираясь в скором времени отправиться спать. Роза то и дело взглядывала на часы. Во всем доме уже закрыли окна и ставни, и только дверь, ведущая из гостиной на веранду, была открыта – специально, чтобы на нас немного дул ветерок. Слуги разошлись спать; в холле они оставили зажженные свечи в расчете на то, что мы с Розой скоро пойдем наверх. В этот час повсюду стояла какая-то сверхъестественная тишина; Роза ненавидела эту тишину и еще кромешную тьму, покрывавшую землю на многие мили вокруг дома, не оставляя даже крохотного огонька. Все это угнетало ее, и сейчас, оторвав взгляд от книги, я увидела, что Роза выронила из рук журнал и смотрит в открытую дверь на зияющую там темноту. Лицо ее выглядело унылым и мрачным, что в последнее время было не редкостью, когда она глубоко задумывалась и переставала за собой следить. Это беспокоило и волновало меня; я знала, что теперь, хотя прошло не так уж много времени со дня нашей первой встречи, Роза была уже далеко не та восторженная девочка, которой достаточно подарить новую шляпку или костюм для верховой езды или даже бриллиант – и она уже счастлива. Хотя Танцор – ее новое развлечение – мало-помалу развлекал ее, все равно в ее жизни оставались целые долгие часы, которые не смогли бы заполнить ни ее ребенок, ни муж, ни что бы там ни было. Вероятно, она считала, что Адаму бы это удалось, но если она думала так, то глубоко ошибалась. Она не знала этого человека так, как знала его я, – каким неуступчивым становился он иногда, каким жестоким; она не ведала о его врожденной любви к порядку и аскетизму, к умеренности и приличиям. Думаю, если бы они сошлись вместе даже на короткое время, то свели бы друг друга с ума. И Адам рассудком понимал это – одно лишь сердце его не хотело с этим мириться. Что касается Розы, она никогда не умела рассуждать и была способна лишь чувствовать; ее желания и инстинкты так и выпирали из нее, особенно во время этих приступов задумчивости. И тогда перед вами сидела женщина с поникшим, болезненным лицом, какой я видела ее сейчас, – она словно запуталась сама в себе.

Внезапно она вздрогнула и, глядя в направлении двери, стала хватать воздух широко открытым ртом. Затем резко вскочила с кресла, так что журнал с глухим стуком упал на пол.

– Пэт?! О-о, Пэт!

Тихо, как тень, он подобрался к двери и теперь стоял там, слабо освещенный светом, падавшим из комнаты. Через секунду мы обе повисли у него на шее и бросились целовать его колючие щеки, а он, смеясь, заключил нас обеих в объятия. Затем он слегка отстранил нас от себя и принялся разглядывать, переводя взгляд с одной на другую.

– Рози!.. Зеленоглазка!.. – он даже склонил набок голову. – Когда я заглянул в окно и увидел здесь таких знатных дам, то подумал, что, наверное, ошибся домом. Мне и в голову не приходило, что из вас получатся такие модницы!

Роза нетерпеливо подтолкнула его в глубь комнаты. Она вся словно светилась радостью.

– Ну ладно, Пэт, не придумывай! Ты ничуть не изменился, все такой же задира! Откуда ты здесь? Ларри говорил… он слышал, что ты собирался в Новый Южный Уэльс?

– Братец Ларри знает далеко не все! Мне тут повезло стать соседом самого Джона Л., правда, милях в восьми отсюда. Я вступил в долю с владельцем небольшого местечка, его зовут Суини – Мэт Суини. Там всего несколько тысяч акров. По меркам Лангли – это немного. Мэт живет там еще со времен первых поселенцев. Для Джона Л. и других его соседей Мэт – ну просто как бельмо на глазу. Его аппетитный кусочек земли примыкает ровно к владениям Лангли, и старик дорого бы отдал, чтобы сцапать его.

– Ах ты, чертяка! – восхищенно воскликнула Роза. – Наверняка ты сделал это нарочно.

Он клятвенно замотал головой, но губы его невольно расползлись в улыбке.

– Ей-богу, мне даже и в голову это не приходило! При этих словах меня тоже разобрал смех, и я с понимающим видом похлопала его по плечу.

– Рассказывай кому-нибудь другому! Ладно, это не важно, главное, ты, наконец, получил свою землю. Ты ведь с самого начала хотел этого, да, Пэт?

– Хотел, – сказал он, – ты права.

Однако ответ его прозвучал не совсем уверенно и как-то уныло, отчего в душу мне сразу закралось подозрение, что он страдает той же болезнью, что и Роза, – постоянной неудовлетворенностью и жаждой перемен.