Джеки Д`Алессандро - Свадебный водоворот

Совершенно обезумев, он снова повернулся к Элизабет.

— Солдат его полка убил Жюльена. Он опозорил мою сестру, превратил ее в изменницу, — продолжал он ровным голосом. — На ее руках кровь моих собратьев. Кровь моего брата. И я постараюсь, чтобы она за это заплатила. Это мой долг.

Гаспар перевел взгляд на свой пистолет, и Элизабет почувствовала, что ее конец близок. Стремясь снова отвлечь его, она хотела заговорить, но не успела, в ее голове раздались какие-то звуки. Настойчивые звуки, складывающиеся в слова.

Она свела брови, пытаясь сосредоточиться. Внезапно в ее голове прозвучал голос Остина. Казалось, он стоит рядом е ней и громко произносит: «Отойди от окна. Отойди от окна».

Она сделала небольшой шаг в сторону, и Гаспар сразу же повернулся к ней:

— Не двигайся, или я застрелю тебя.

Что же ей делать? Она поняла, что Остин стоит позади нее, за окном. Ему нужно, чтобы она отошла в сторону, давая ему возможность прицелиться в Гаспара, но, если она двинется с места, Гаспар убьет ее. Он в любом случае собирается ее убить, но она не хотела давать ему повод сделать это раньше, чем он задумал.

Ей оставалось только одно.

Не успела она подумать об этом, как снова услышала голос Остина:

— Ложись на пол!

Она камнем бросилась на землю.

За ее спиной зазвенели стекла, и оглушительный выстрел потряс воздух.

Остин заглянул в разбитое окно. Гаспар стоял на коленях, прижимая к животу руки, гримаса боли исказила его лицо. Ярко-красная струйка крови стекала между его пальцами на рубашку. Рядом с ним на полу валялся пистолет.

Элизабет. Не пострадала ли она? Страшная мысль мелькнула у него в голове, но Элизабет уже вскочила на ноги и смотрела на него из окна. У него дрожали колени. С ней все было в порядке.

Она была цела.

Подавив радость, он тихо попросил:

— Отопри дверь.

Элизабет быстро открыла замок. Остин вошел в комнату и, закрыв Элизабет своей спиной, подобрал пистолет Гаспара. Затем повернулся к ней:

— Ты не ранена?

Она с беспокойством вглядывалась в его лицо.

— Нет, а ты? С тобой все в порядке?

Вот этого о нем нельзя было сказать. Он только что чуть не потерял все, что составляло смысл его жизни.

— Со мной все хорошо.

Он оторвал взгляд от ее бледного лица и взглянул на Гаспара, пытавшегося подняться.

— Держись позади меня, — шепнул Остин Элизабет. Он направил пистолет Гаспара ему в грудь:

— Не двигайся.

Один взгляд, брошенный на рану француза, убедил Остина в том, что она смертельна.

Гаспар с трудом поднялся на ноги и тяжело оперся о стол, чтобы не упасть. Он посмотрел на Остина и хрипло рассмеялся:

— Вот мы наконец и встретились, месье герцог! Забавно, не так ли? Твой брат убил моего брата. Так много братьев. И все мертвы.

Сдерживая кипящий в груди гнев, Остин сжал рукоятку пистолета.

— Да, так много мертвых, — с ледяным спокойствием согласился он. — И ты будешь еще одним.

Глаза Гаспара коварно блеснули.

— Возможно. Но я по крайней мере знаю, что избавил мир от твоего ублюдка-брата.

— Я слышал, стоя за окном, о чем ты говорил. Он жив.

— Но он будет мертв, когда ты найдешь его, если сумеешь найти.

— Я найду его, как только покончу с тобой. За что ты убил сыщика?

Кровь сочилась между пальцами Гаспара, он поморщился:

— Еще одна английская свинья. Он расспрашивал обо мне. Когда он вдруг захотел встретиться с тобой, я понял, что он что-то разузнал. Я пошел за ним. Я не мог рисковать и допустить, чтобы он сообщил тебе эти сведения, особенно если он узнал, где я скрываюсь, или то, что это я посылаю тебе письма. Он бы мне все испортил. — Гаспар с хрипом втянул в себя воздух. — Но этот ублюдок ничего мне не сказал. Я выстрелил ему в голову.

Элизабет, стоявшая позади Остина, беззвучно ахнула. Остин спросил:

— Почему ты только через год начал шантажировать меня?

— Я был ранен при Ватерлоо, из-за оружия, негодного оружия, которым снабдил нас твой брат. Я долго выздоравливал. И до последнего времени не знал, что муж этой шлюхи происходит из такого богатого рода. — Безумные глаза Гаспара сузились. — Но я должен был проявлять осторожность, скрываться. Как раз когда я собирался послать следующее письмо, мне сообщили, что недоносок-англичанин жив и его видели во Франции, в этих краях. И я вернулся домой, чтобы найти его.

Перед Остином возник образ Уильяма, каким он его видел в ту последнюю ночь. Он что-то настойчиво говорил Гаспару, загружая на корабль ящики с оружием. Значит, он не изменял своей стране, а, рискуя жизнью, помогал Англии тем, что поставлял этому безумцу негодное оружие. Рука Остина сжала пистолет.

— Ты больше никому не причинишь зла, Гаспар. Я…

Он услышал стон и замолчал. Взглянув в глубину комнаты, он увидел, что ребенок зашевелился и, опираясь на руки, пытается встать на четвереньки.

Краем глаза Остин уловил какое-то движение и быстро перевел взгляд на Гаспара. В руках француза блеснул нож, а полные ненависти глаза были устремлены на ребенка.

— Так ты еще жива? — выдохнул Гаспар. — Отродье этой английской свиньи не останется в живых!

Остин услышал, как вскрикнула Элизабет. В мгновение, ока Гаспар отвел назад руку и бросил нож. Остин не имел возможности вовремя подбежать к ребенку. Он нажал курок, и Гаспар рухнул на пол.

Остин повернулся и застыл на месте.

Элизабет лежала лицом вниз, раскинув руки, — из спины у нее торчал нож.

Ее пронзила острая обжигающая боль, такая сильная, что она вызвала у Элизабет тошноту. Что-то теплое потекло вниз от ключицы, и она почувствовала металлический запах крови. Голова закружилась.

«Ребенок. Жива ли девочка? Успела ли я?»

— Элизабет!

Голос Остина доносился откуда-то издалека. Через мгновение она почувствовала, как сильные руки подхватывают ее. С трудом приоткрыв глаза, она увидела лицо Остина. В его серых глазах застыл ужас.

— Боже мой, Элизабет! — прерывающимся голосом проговорил он.

Ей надо узнать, она должна спросить его, но язык, превратившийся в кусок толстой кожи, не слушался. Проглотив несуществующий комок в горле, Элизабет с трудом выдавила:

— Ребенок?

— Она жива, — ответил Остин, отводя с ее лба упавшие волосы. — Ты спасла девочку.

Ей стало легко и спокойно. Она спасла ребенка. Слава Богу! И с Остином все в порядке. Только это было важно. Элизабет взглянула на него, и ее смутил его встревоженный вид. Он должен бы быть счастлив. Ребенок жив.

Внезапно Элизабет охватило чувство сожаления, что для нее все кончается. Ей вдруг остро захотелось жить. Волна боли и головокружение вызвали мысли о том, как драгоценна жизнь, — особенно тогда, когда она уходит и уже не остается времени, чтобы исправить ошибки. И самой большой ошибкой было то, что она не подарила жизни своей дочери — дочери Остина. Они могли бы прожить полноценно отведенное им время, они были бы вместе, были бы семьей, и она помогла бы ему пережить боль утраты. Как-нибудь сумела бы.