Сюзан Таннер - Путы любви

Бретак был довольно пьян, а это состояние, удвоенное врожденной неприязнью к Руоду Макамлейду, вдохновляло его на рыцарство, – качество, отсутствовавшее в нем в нормальном состоянии. Поворачиваясь от Кинары, он направил свой нож на Руода. Его пьяные насмешки разжигали пламя и без того уже сильное. Их топтание было трудно назвать боем: им не хватало ловкости движений; его также трудно был назвать продуманным: они были слишком пьяны. Ножи их были небезопасны. Они уже несколько раз случайно ранили ими друг друга. Глядя на их схватку, у Лаоклейна кончилось терпение. По его команде собралось более чем достаточно мужчин разнять двух соперников.

Лаоклейн подошел к ним, он был в ярости.

– У вас обоих нет ума! Вы убьете друг друга! Дело сделано, а если кто-то из вас думает иначе, я с вас шкуру спущу! Я не могу терять ни одного мужчины из-за какой-то девки. Теперь убирайтесь и перевяжите свои раны.

Кинара собрала разбросанные осколки и поспешила на кухню, чтобы заварить свежий чай. Когда она вновь проходила по залу, ей стало не по себе. Она поняла, что Лаоклейн следит за ней. Она посмотрела на Руода с явным отвращением. Безделушки, которые он ей подарил, не стоят того, чтобы заплатить за них своим изгнанием, если все-таки Лаоклейн решит, что она является причиной слишком многих бед.

Нельзя было не видеть, как Дара широко раскрыла глаза. Она изумилась, увидев Кинару в мокром платье. Кинара стала объяснять, почему пришла.

– Лорд Атдаир приказал принести тебе чай. Он боится, что ты нездорова.

Дара слегка нахмурилась:

– Что с тобой произошло? Несчастный случай?

Кинара пожала плечами:

– Это рука Руода, больше ничего. Он разозлился, что я прислуживаю тебе.

– Этот человек за многое ответит, а натворил он достаточно, – мрачно сказала Дара. – Я – англичанка и его враг, но ты – его соотечественница, а боишься его как ребенок. Ему должно быть стыдно за то, как он с тобой поступает.

– Нельзя назвать ребенком человека, который знает Руода почти два года, – лукаво ответила Кинара. Интересно, кого из них обеих эта англичанка назвала бы ребенком, если бы знала о ночах, которые Кинара проводит с Руодом. Чтобы не наговорить лишнего и не услышать это же в сплетнях, она отвела в сторону руку Дары, когда та хотела задержать ее и вышла из комнаты. Она совершенно не удивилась, увидев Руода, ждавшего ее в зале, и улыбнулась, когда он грубо взял ее за руку.

Дара ходила по ковру и проклинала Руода за каждую подлость, которую он совершил. А его брат, разве он не менее виновен? Разве не виновен тот человек, который позволяет таким злодеяниям оставаться безнаказанными? Конечно, он имеет власть над людьми: это его дом, его люди, даже Руод. Нет, она не может считать его невиновным. Ее непрерывное хождение остановил неожиданный стук в дверь. Она посмотрела на свечу. По ее предательскому свету, видимому из-под двери, обнаружили, что она не спит в столь поздний час. Дара стояла, онемев, в панике, для которой не было причины. Дверь распахнулась от прикосновения.

Лаоклейн, стоявший в тени, оглядел ее с ног до головы. Он вышел на свет и сразу же увидел невыпитый холодный чай, покрывала на кровати.

– Ты плохо относишься к себе, отказываясь от еды и отдыха.

– Тебе следует позаботиться об обитателях твоего дома, если только вежливое обращение с ними не противоречит достоинству шотландца, особенно такого, как Макамлейд.

– Ты говоришь не думая. – Он смотрел прищурившись. Темные брови его поднялись.

– Неужели, милорд? Кинара – твоя служанка, и она терпит оскорбления твоего брата. Ты когда-нибудь пытался помочь ей или помешать ему? Я не думаю, что у тебя недостаточно власти, тебе, должно быть, не хватает сострадания к людям.

– Та девчонка отдалась Руоду и пока не просила ни моей помощи, ни чьей-либо еще. Если тебе не нравятся наши обычаи, то это тебе следует пересмотреть свои взгляды, а мы меняться не будем.

Произнеся эту речь с холодной яростью, он повернулся на каблуках и ушел, оставив дверь широко распахнутой. Дара смотрела ему вслед, не веря, что даже шотландец может быть таким бессердечным. Через некоторое время по коридору разнесся звук ее хлопнувшей двери.

Кинара лежала, свернувшись, в ослабших руках Руода, стараясь быть к нему как можно ближе.

Бранн Райланд перешел границу Шотландии в первом часу ночи, ведя за собой группу тщательно отобранных воинов. Каждый был сильным, умелым и преданным. Ни один из них не испытывал к Шотландии ничего, кроме свирепой ненависти. Воины представляли собой устрашающую силу. Неосторожность шотландцев сыграла бы им на руку, но Лаоклейн выслал наездников на охрану границы. Приближение англичан заметили и быстро сообщили о нем Лаоклейну. Его людей не надо было торопить готовиться к сражению. Им, как и англичанам, не терпелось вступить в бой.

Тяжелый стук в дверь нарушил чуткий сон Дары. Не успела она подняться, как дверь широко распахнулась. Кто-то сильно ругался.

Лаоклейн высоко поднял факел и осветил ее стройную фигуру. Дара почувствовала себя беззащитной на широкой кровати. Он смотрел на нее без сожаления. Его голос прогремел в тишине:

– Я иду встречать твоего брата. Молись за него, если хочешь, чтобы он остался жив. Пощады не будет!

Она ничего не ответила. Он повернулся и ушел. Звук его шагов гулко раздавался в пустом доме. Прошло довольно много времени, прежде чем она смогла заставить себя подняться. Она одевалась трясущимися руками. При свете свечи, зажженной от углей в камине, она завязала в узел волосы и заколола их сзади несколькими дорогими деревянными шпильками, которые ей дала Лета. Дара не находила слов для молитвы и от этого горевала. Вера в Бога была частью ее жизни. Дара никогда не представляла, что она может пошатнуться. Но она все время думала, принесли ли пользу Кервину ее молитвы и ее вера.

Свет свечи был слишком слаб, чтобы осветить совершенно темную верхнюю часть замка. Пустые комнаты молчаливо свидетельствовали о торопливом отъезде. Дара медленно спустилась по лестнице, не зная, куда идет. Факелы в большом зале не горели, тусклый огонь в камине освещал Лету и служанку. Они сидели, съежившись от страха. Их молчаливые взгляды проводили ее до двери. По их лицах Дара поняла, какая судьба ее ждет, если Лаоклейн не вернется живым. Ее разорвут на части задолго до того, как Бранн сможет пробиться к замку. У нее не было страха, хотя сразиться ей придется не только с женщинами. В замке оставались юноши, которые были слишком молоды, чтобы участвовать в сражении, старики и, возможно, несколько крепких мужчин, которых оставили защищать Атдаир. Дара боялась лишь за брата. Высоко подняв голову, она твердой походкой прошла через зал, потом вышла во двор. Не останавливаясь, она дошла до ворот, прижалась к холодному железу и стала вглядываться в темноту, окутавшую холмистые пустоши.