Эдна О`Брайен - Деревенские девчонки

– Мамочка. Диклэн. Бэйба. – Он поприветствовал каждого из членов семьи. Меня закрывала от него дверь, и он не мог меня видеть. Его голос был низким, хрипловатым и звучал слегка насмешливо. Марта наклонилась и достала из духовки его обед. Это оказалась свиная отбивная, которая уже немного засохла, с тушёными овощами, показавшимися мне разваренными. Она поставила тарелку с едой на серебряный поднос с аккуратно разложенным прибором. Моя мама всегда говорила, что Бреннаны могут есть только не иначе, как только с полным набором столовых приборов и салфеткой.

– Мне казалось, мамочка, у нас сегодня на обед курица, – произнёс он, снимая свои очки и протирая их большим белым носовым платком.

– Эта полоумная Молли не закрыла шкафчик с продуктами, и Ровер вытащил курицу, – холодно сказала Марта.

– Вот глупая. Где она?

– Болтается где-то с парнями, – сказала Бэйба.

– Молли должна быть наказана за это, ты слышишь меня, мамочка? – И Марта ответила, что она не глухая. В этот момент я кашлянула, так как хотела, чтобы он обратил на меня внимание, по крайней мере знал, что я здесь есть. Он стоял спиной ко мне, но тут же быстро повернулся.

– Ах, Кэтлин, Кэтлин, милое дитя.

Он подошёл ко мне, положил мне на плечи руки и легонько поцеловал в обе щеки. От него слегка попахивало вином.

– Как бы я хотел, Кэтлин, чтобы другие, – сказал он, размахивая в воздухе рукой, – другие были бы столь же умны и воспитанны, как ты.

Бэйба высунула язык, и он тут же, словно у него были глаза на затылке, обернулся к ней.

– Бэйба.

– Да, папочка?

Она тут же расцвела улыбкой, сладенькой, приторной улыбкой, и ямки на её щеках сами собой стали именно нужной глубины.

– Ты умеешь готовить горох?

– Нет.

– А твоя мать умеет готовить горох?

– Я не умею.

Марта выходила в прихожую, чтобы ответить на телефонный звонок; и как раз в этом момент вернулась обратно, что-то записывая в телефонную книжку.

– Тебя вызывают в Куригануар. К семье О'Брайенов. У них умирает тёлка. Это срочно, – сказала она, записывая в записную книжку, как добраться к нужному месту.

– Ты умеешь готовить горох, мамочка?

– Поезжай же наконец. Они сказали, что в прошлый раз ты приехал слишком поздно, тогда их лошадь умерла, а жеребёнок родился хромым.

– Дурость, дурость, дурость, – сказал он.

Я так и не поняла, имел ли он в виду свою жену или семью в Куригануаре. Он выпил молока из кружки, которая стояла на туалетном столике. Пил он шумно, слышно было, как молоко низвергается у него в горло.

Марта вздохнула и закурила сигарету. Его обед, к которому он не прикоснулся, простывал на подносе.

– Ты бы лучше научилась готовить горох, мамочка, – сказал он.

Она принялась тихонько насвистывать, не обращая на него внимания, словно она шла по пыльной горной дороге и насвистывала, чтобы приободрить себя или чтобы подозвать собаку, которая погналась за кроликом по полю. Он вышел и хлопнул дверью.

– Он ушёл? – спросил Диклэн из кладовки, куда он заперся.

Его отец часто звал Диклэна с собой, но тот предпочитал сидеть дома, курить и болтать с Мартой о её карьере. Он хотел стать киноактёром.

– А мы пойдём сегодня на спектакль, Марта? – спросила Бэйба.

– И ещё как! Он может сам готовить свой дурацкий горох. Какое оскорбление! Я в последний раз ела горох, когда его мать-толстуха готовила им крапивные щи. Боже мой! – В первый раз я видела Марту в ярости.

– Тебе лучше не ходить на спектакль. Твой отец может там появиться в стельку пьяным и заблевать весь пол, – сказала мне Бэйба.

– Нет, она пойдёт, – вмешался Диклэн, – не правда ли, Марта?

Марта улыбнулась мне и сказала, что я, конечно же, пойду.

– Но если там будет мистер Джентльмен, то чур я сижу рядом с ним, – сказала Бэйба, взмахнув своими чёрными косами.

– Нет. С ним будешь сидеть не ты, а я, – улыбнувшись, сказала Марта.

У Марты тоже оказались ямочки на щеках, но не такие глубокие, как у Бэйбы, и не такие симпатичные, потому что у неё была очень белая кожа.

– Во всяком случае, у него есть подружка в Дублине. Девчонка из кордебалета, – объявила нам Бэйба и подняла юбку до коленей, как, по её мнению, делали девчонки из кордебалета.

– Врунья, врунья, – крикнул ей Диклэн и запустил в неё коробкой с горохом. Её содержимое разлетелось по всему полу, и мне пришлось опуститься на колени, чтобы собрать его. Бэйба открыла несколько стручков и съела нежные горошины. Я бросила пустые стручки в огонь. Марта пошла наверх собираться, а Диклэн отправился в гостиную поиграть на граммофоне.

– Кто тебе сказал про мистера Джентльмена? – спросила я робко.

– Да ты сама, – ответила она, нагло взглянув на меня в упор своими голубыми глазами.

– Я ничего такого не говорила. Как ты смеешь! – Меня трясло от ярости.

– Как ты смеешь спрашивать меня, как я смею, в моём собственном доме? – бросила она мне в ответ, идя мыть руки перед тем, как отправиться на спектакль. С полдороги она спросила меня, моет ли моя мама руки по-прежнему в старой фляге из-под молока, которая стоит у нас в углу кухни. И перед моим взором на секунду предстала моя мама, освещенная тусклым светом лампы, парящая свои мозоли, чтобы размягчить их, перед тем как начать срезать их бритвой.

Дедовские часы в прихожей пробили пять часов, небо потемнело. Поднялся ветер, да такой, что погнал по дорожке старую корзину. Внезапно хлынул дождь, и Бэйба сверху крикнула мне, чтобы я, ради Христа, собрала развешанное на веревке бельё. Просто дождь перешёл в дождь с градом, градины стучали по окнам, как пули, едва не разбивая их. Выскочив на улицу за бельём, я тут же промокла до нитки. Я подумала о маме и понадеялась, что она не попала под этот дождь. По дороге от нашей деревни до Тинтрима почти не было места, где бы она могла укрыться от дождя, а мама была слишком застенчива, чтобы попросить приюта в одном из тех домов, мимо которых она проходила. Через десять минут дождь прекратился, и солнце снова появилось на небе в разрыве между тучами. Вся трава в саду была усыпана лепестками яблок, а по ветке, которая упиралась в кухонное окно, стекала струйка воды. Я сложила простыни и понюхала их, потому что ничто не пахнет так приятно, как свежестираное постельное бельё. Потом я развесила их досушиваться над плитой на кухне, так как они были ещё влажноваты, после чего пошла наверх, в комнату Бэйбы.

Мы выбрались в городской клуб только к семи часам. Мистер Бреннан до самого нашего выхода так и не пришёл домой, поэтому мы накрыли ему стол, и, когда Марта поднялась наверх собираться, я закрыла оставленное ему блюдо с бутербродами ещё влажной салфеткой. Мне было жалко мистера Бреннана. Он так много работал, а дома его не ценили.