Эдна О`Брайен - Девушка с зелеными глазами

В нашей жизни есть незабываемые минуты: я вспоминаю то раннее утро и белые березки в предрассветном тумане, а потом солнце, поднимающееся из-за гор в багровом ореоле, словно мир был только что сотворен. Я помню, как все стало вдруг ярким вокруг, когда солнце хлынуло, растопив туман и давая тепло траве и всему живому.

– Мне бы очень хотелось, чтобы мы были вместе, – произнес он, положив руки мне на плечи.

– А так может случиться?

– Теперь это выглядит достаточно натурально и даже кажется неизбежным. Я не принадлежу к тому типу мужчин, которые любят «обжиматься» с девушками на заднем сиденье машин, мне просто не по себе от таких перспектив.

Целоваться и «обжиматься», как он выражался, мне очень нравилось, но этого я ему сказать не могла.

Я просто могла отложить это до Рождества.

Он пригласил Бэйбу, Джоанну и Густава вместе встретить Рождество, чтобы я не чувствовала себя скованной, потому что его друзья третировали меня. Они были по большей части иностранцы и рассказывали друг другу скабрезные анекдоты, а ко мне относились, как к какой-то убогой, которая находится здесь только для их забавы, чтобы было над кем поиздеваться.

Вечер получился на славу, со свечами вдоль стола и подарками для всех на елке. Джоанна была в своем репертуаре, она выпросила старую позолоченную раму и какие-то поленья для камина в столовой. Бэйба танцевала с Юджином, и у всех было полно выпивки.

В полночь гости отправились домой, а я осталась. Это было вполне прилично, потому что мама Юджина тоже осталась. Это была хрупкая маленькая женщина с твердым лицом и большим лбом, как у сына. Она сильно кашляла.

Юджин помог ей подняться наверх в гостевую комнату, обычно там спала я, и принес ей подогретого виски и маленький стаканчик для зубов. Потом он спустился, и мы поели холодной индейки и крекеров со сливками.

– Такое впечатление, что я посмотреть на вас толком не успел за весь день, а вы так здорово выглядели за ужином, – сказал он, когда мы сидели на овчинах у огня и ели. Он читал мне стихи Лорки, которые хоть и были мне непонятны, но звучали просто восхитительно. Он хотел, чтобы я почитала сама, но я засмущалась, иногда я вдруг стесняюсь в его присутствии. Одна сторона лица у меня покраснела от жара, и я сняла с уха большую яркую клипсу. Поднимая глаза от книги, Юджин заметил, что мочка уха у меня потемнела от дешевого металла замочка клипсы, он забеспокоился:

– Это может вызвать раздражение кожи, – произнес он, осмотрев красную, как фонарь, клипсу. Я купила их в Сочельник, чтобы быть красивой для него.

– Гонконгское производство! – воскликнул он, бросая клипсы в огонь. Я попыталась вытащить их щипцами, но куда там – они растаяли на раскаленных углях.

Я было надулась, но он успокоил меня, пообещав купить золотые.

– Если бы вы были мне безразличны, то меня бы не интересовали ваши ушки, – сказал он.

Я засмеялась, хотя у него были какие-то странные комплименты.

– Вы мягкая, чувственная, с сумасшедшинкой в глазах, – произнес он, глядя мне в глаза, которые почему-то считал зелеными.

– Зеленые глаза, медные волосы – моя мать не станет доверять вам, – сказал он.

У его матери были холодные, колючие, пронзительные голубые глаза, и ее всегда окружал запах эвкалиптового масла.

Я прилегла на расстеленный мех, и он поцеловал мое разгоряченное лицо.

Немного спустя он сказал:

– Пора в постель, мисс?

Мне было так хорошо просто лежать здесь, целуясь с ним, а постель означала, что все это должно кончиться… Я села, обхватив руками колени.

– Еще рано, – сказала я. Было два часа ночи.

– Надо еще зубки почистить, – сказал Юджин. Мы поднялись наверх и почистили зубы.

– Вы неправильно чистите зубы, нужно чистить их еще и сверху вниз.

Я думаю, что он это сказал просто, чтобы отвлечь меня. Я замолчала, и глаза у меня округлились как у совы, как случалось всякий раз, когда мне становилось страшно. Я знала, что вот-вот могу сделать что-то страшное. Я верила в ад, в вечную пытку огнем… Но ведь это будет потом?

В спальне было холодно. Обычно Анна разводит там огонь, но из-за хлопот с ужином и радостей по поводу подарков она забыла сделать это.

Он быстро разделся и бросил свою одежду на кресло. Я, застыв в оцепенении, стояла и смотрела на него, стуча зубами от страха и холода.

– Прыгай сюда, пока не простудилась, – сказал он.

На его длинной спине алела яркая клубничная родинка. Темные волосы торчали из подмышек, и в свете лампы его тело отливало медовым оттенком.

Он лег в постель, подперев голову кулаком.

– Не смотрите на меня, – попросила я.

Он закрыл глаза руками, но я видела, что между его пальцев остались большие пространства, через которые он мог видеть меня. Пока я снимала платье, он декламировал:

– Вы такая маленькая толстушечка, – произнес он, когда я подошла к нему.

Меня трясло, но он думал, что это от холода. Он растер мою кожу, чтобы мне стало теплее, и сказал, что мои коленки холодны, как ледышки. Он сделал все, чтобы я расслабилась.

– У тебя такой славный пушок на животике, правда? – спросил он меня, нежно прикасаясь ко мне пальцами. Мне стало так ужасно стыдно, что я почувствовала, как мое тело окаменело. Меня охватил ужас.

– Что с тобой? – спросил он меня, поцеловав мои плотно сжатые губы. Он все так чувствовал, но почему он не мог понять, что со мной. – Тебя мучает совесть?

Дело было не в совести. Даже если бы я была его женой, мне все равно было бы страшно.

– Что, милая, что? У меня слишком жесткие руки? Если бы он не был так нежен со мной, наверное, я была бы храбрее. Я разрыдалась на его голом плече.

– Не знаю, – сказала я безнадежно.

Я вдруг почувствовала себя такой дурой, из-за того что плачу в постели, особенно после того, как я смеялась днем и давала всем понять, как я безумно счастлива.

– У тебя были травмы? – спросил он меня.

– Травмы? – переспросила я, да мне такого слова и слышать-то не приходилось. – Ну, я не знаю, – сказала я, – не знаю.

Единственное предложение, сложившееся в моем рыдающем сознании.

Он старался убедить меня, что нет причин для беспокойства, что мне нечего бояться. Он нежно ласкал меня, но мне все равно было страшно. До этого, в креслах, в машинах, в ресторанах я касалась его рук, целовала волосики на его запястьях и мечтала о том, чтобы его пальцы касались моей сокровенной плоти, тех мест, которых я еще никому не позволяла касаться. Но сейчас все вдруг перевернулось.

Он сказал, что я должна рассказать ему о своих опасениях, обсудив с ним свое состояние. Но я не могла. Мне хотелось только одного: заснуть, проснуться и знать, что все уже позади, как после операции.