Мэри Пирс - Начало

– Но неужели они с тех пор стали такими большими?

– Гуди ни на что не жалуется. Она выработала свою тактику. Если дождь с запада, она ставит кровать у окна. Если с севера – то она передвигает ее к лестнице, как было совсем недавно. Капает не так уж сильно, тем более, что она прикрывает постель брезентом.

– Боже мой! – воскликнул Джесс. – Я даже не представлял себе, что дела так плохи!

– Так тебя это интересует? – удивленно посмотрела на него Бет. – Мне казалось, что ты так занят развлечениями, что напрочь забыл о своей матери!

– О, – сказал Джесс и заерзал на стуле, ему стало неудобно. – Я же не знал… Я завтра не пойду на работу и сразу же все там поправлю.

– Ну уж нет, – вмешался дед Тьюк. – Сначала ты должен кончить молоть зерно в Аутлендс.

– Тогда я поеду туда в воскресенье, – сказал Джесс. – Боже ты мой! Я не знал, что крыша так прохудилась. Мне должны были сказать об этом раньше!

– Тебе об этом говорили не раз, – возмутилась Бет. – Много говорится, да мало делается!

– Да, – согласился Джесс. – Тут ты совершенно права.

Джесс глянул на Бетони. Та сидела, как будто ее вообще ничего не касалось. Отец понял, что он был слишком мягок с ней и позволял ей манипулировать собою, как только вздумается.

В воскресенье утром он нагрузил на телегу щепу, веревки и пучки соломы, и все сверху покрыл брезентом, чтобы не промочить под проливным дождем. Всю осень, не переставая, лили дожди. Джесс накинул на себя плащ с капюшоном. Он был готов, чтобы проработать весь день под дождем на крыше Пайк-Хауза. Бетони наблюдала за ним, стоя в дверях.

– Разве обязательно тебе ехать в такой холодный и сырой день?

– Да, мой цветочек, я должен ехать. Может, ты передумаешь и тоже поедешь со мной?

– Нет, – ответила ему Бетони, повернулась и вошла в дом.

Джесс отправился в поездку.

Огород в Пайк-Хаузе весь развезло. Сгнившая ботва картофеля лежала в куче. Все картофельное поле было в ямках там, где Гуди выкапывала картофель, пытаясь спасти урожай.

Неснятые бобы прямо со стеблями валялись в грязи, а сгнивший лук плавал в мутной воде на размытой грядке.

Джесс взглянул на крышу. Он увидел, как сильно прогнила солома со времени его последнего посещения Пайк-Хауза. Особенно возле трубы были видны огромные дыры. Джесс также обратил внимание, как много сажи вылетело в трубу вместе с дымом.

На маленьком крыльце стоял ящик с опавшими мокрыми и зелеными яблоками. Рядом притулился ящик с морковью, покрытой плесенью. Старый плащ Гуди висел на гвозде, а ее сапоги, все в желтой глине, стояли на подстилке вперед носами, как будто она только что сняла их и вошла в дом.

Когда он заглянул на кухню, она сидела в своем кресле-качалке и крепко спала. Подбородок уперся в грудь, и руки были спрятаны под фартуком. Когда Джесс проходил мимо, он легонько качнул кресло. Качалка заскрипела, но Гуди не проснулась, хотя раньше просыпалась от малейшего шороха. Голова ее повисла, а кресло качалось и поскрипывало. Джесс повернулся и заглянул ей в лицо. Он коснулся ее рук, они были холодны, как листья водяных лилий. Он прикоснулся ко лбу и понял, что Гуди умерла.

Когда он остановил кресло, в комнате стало жутко тихо. Часы остановились, в очаге продолжала дымиться кучка мокрых веток. Джесс подвинул себе табуретку на трех ножках и сел рядом с Гуди. Он наклонился к ней, его локти упирались в колени. Так сидел он некоторое время, потому что в этой тишине он хотел посмотреть на мать и побыть с ней. Подумать о ней и мысленно поговорить и попрощаться с ней.

Потом Джесс пошел искать Тома.

Рядом с живой изгородью на поле в Хенстере стояло пугало в платье и шали из мешковины, с лицом из турнепса и с желтыми маргаритками на шляпе. Бетони часто навещала это пугало. Она подружилась с ним и рассказывала все свои нехитрые истории. Пугало всегда выслушивало ее. Голова у него была немного наклонена, и желтые маргаритки на проволочных стебельках кивали в такт порывам ветерка. С отцом Бетони теперь почти не удавалось поговорить – он сильно переменился. Когда она обращалась к нему, он так странно смотрел на нее и грустно и удивленно покачивал головой. Или вообще не слышал ее. Поэтому Бетони беседовала с пугалом.

Пугало поднималось высоко над живой изгородью, охраняя два поля. С одной стороны было поле в восемнадцать акров, а с другой – в двадцать шесть акров. Земля все еще была очень мокрой, вода стояла в любом углублении. Поле в восемнадцать акров было засеяно ячменем, а второе поле – пшеницей. Пшеница не сдавалась, и ее ярко-зеленые стрелочки храбро выглядывали из мокрой земли. Ячмень сгнил в земле.

– Фермеры говорят, что они разорятся, а мой прадед сказал, что он не помнит, чтобы столько времени не прекращались дожди. У некоторых людей в Апхеме в кухне стоит вода в целый фут вышиной. Сегодня утром я слышала, что где-то в доме утонул ребенок.

Пугало внимательно слушало Бетони и его спокойствие было дружелюбным и выражало симпатию. Пугало знало, что Бетони не была виновата в том, что без конца лили дожди, что появилось много бездомных людей, и что малыш утонул в подвале в Апхеме.

Прошло какое-то время, и пугало стало ей сниться по ночам. Во сне оно из ее друга превратилось во врага. Во сне девочка шагала по узкой дорожке, а пугало всегда шло рядом, немного впереди Бетони, где-то поверх живой изгороди, почти в небе. Обогнать, избавиться от него было невозможно. Она начинала шагать быстрее и быстрее, пока не переставала чувствовать ноги под собой.

И когда наконец она начинала рыдать от усталости и злости, останавливалась и гневно топала ногами, пугало медленно поворачивалось и смотрело на нее из-под полей шляпы. Глаза пугала становились живыми человеческими глазами. Они внимательно смотрели на нее сверху вниз. Бетони не могла отвести глаз от глаз пугала.

– Смотрит! Смотрит! – кричала Бетони. – Почему ты всегда смотришь на меня?

Она перестала ходить к пугалу. Вместо этого попыталась поговорить со своей матерью.

– Ты жалеешь, что Том живет с нами?

– Нет, – ответила ей мать, продолжая гладить. – Почему я должна жалеть об этом?

– Значит, ты рада?

– Ты должна помочь Дженни убраться в вашей спальне.

– Я уже сделала свою работу, – ответила ей Бетони. – Как ты думаешь, Том – нормальный?

– Абсолютно нормальный, и не сомневайся в этом.

– Я так не думаю. Мне он кажется странным. Он никогда не смотрит мне прямо в глаза.

– Может, ему не нравится то, что он в них видит.

– Я считаю, что он ворует, – продолжала Бетони.

– Ты тоже воруешь, – заметила мать. – Ты украла четыре пенса из кошелька твоей бабушки пару недель назад и десять листов бумаги из конторки твоего прадеда во вторник.

Бетони не отводила взора от струйки пара, которая поднималась от рубашки Роджера. Утюг продолжал двигаться взад и вперед. Потом она перевела взгляд на лицо матери – такое спокойное, без всякого намека на злость или угрозу.