Элис Торнтон - Доверяя только сердцу

В тот злополучный день, когда опрокинулся его экипаж, лорд Эллевуд утратил не только способность видеть свет, но и умение радоваться жизни. Это обстоятельство причиняло невыразимую боль всем тем, кто его окружал. Иногда Анжелика с тоской спрашивала себя, станет ли ее отец снова тем человеком, которого она горячо любила и которым восхищалась всю свою жизнь?..

Несколько минут после неожиданной вспышки гнева со стороны гостьи в комнате царило молчание. На полке мерно тикали часы, в камине с треском упало полено, подняв сноп искр, но ни Анжелика, ни Бенуа не обращали никакого внимания на то, что происходило вокруг них.

Хозяин дома не отрывал от Анжелики своих слегка прищуренных глаз. Похоже, ее внезапный приступ ярости его вовсе не обидел и не оскорбил. Затем он поднялся и подошел к Анжелике, по-прежнему пристально глядя на нее. Она же так и не смогла заставить себя посмотреть ему прямо в глаза. Ей было страшно, что Бенуа увидит в них боль и тоску, которые царят в ее душе, и которые она отчаянно попыталась замаскировать гневом.

– Мне следует попросить у вас прощения, – тихо проговорил Бенуа. – Я вовсе не желал оскорбить вашего отца. Не сомневаюсь, он все тот же превосходный и благородный джентльмен, каким я его знал. Однако потеря зрения стала для него, человека подвижного, должно быть, настоящей катастрофой…

– Так оно и есть, – прошептала Анжелика. То, что Бенуа моментально проникся печальной участью лорда Эллевуда, очень взволновало ее.

Тем временем хозяин дома взял из рук Анжелики письма, положил их на столик, а ее подвел к креслу, на котором она не так давно сидела, и подал ей ее бокал с бренди. Сам уселся напротив, скрестив ноги.

– Мне невероятно жаль разочаровывать вас, – произнес Бенуа, – но я уже почти пятнадцать лет не имею никакого отношения к контрабандному промыслу. Сейчас я почтенный, всеми уважаемый и весьма далекий от романтики деловой человек.

Анжелика подавилась бренди и закашлялась так, что на глазах у нее выступили слезы. Дрожащей рукой она потянулась за ридикюлем и торопливо начала в нем копаться.

Бенуа протянул ей безупречно чистый льняной платок.

– Боюсь, сегодня ночью вам не доведется услышать, как под окном вашей комнаты цепочкой пройдут «джентльмены» [4]со своими пони, – продолжил Бенуа, когда Анжелика вытерла глаза, – и вы не увидите никаких таинственных огней, мерцающих в месте выгрузки запрещенного товара. Собственно говоря, пребывание в этом доме покажется вам столь же скучным и спокойным, как и ночевка в доме сэра Уильяма… Хотя, с другой стороны, – задумчиво добавил Бенуа, – может быть, здесь вам будет гораздо спокойнее, чем под кровом Билли Мушкетона. Если не ошибаюсь, у него есть милая привычка переворачивать все в доме вверх дном всякий раз, как ему вздумается выйти поохотиться на моих бывших соратников по преступному промыслу.

Анжелика невольно улыбнулась его шутливому замечанию.

– Могу себе представить, – сказала она, стараясь теперь говорить добродушно-ироническим тоном, – как я расстроила вас своим криком. Я должна извиниться перед вами, сэр. У меня не было никакого права бранить вас. Папа рассказал мне о своей встрече с вами только вчера. Честно говоря, я не вполне себе представляла, чего мне следует ждать от вас, однако заверяю вас, что буду хранить ваш секрет так же надежно, как все эти годы делал мой отец.

– Благодарю вас, миледи, – с легким кивком ответил Бенуа. – Надеюсь, во всем остальном ваш отец чувствует себя неплохо?

– Да. – И Анжелика, вздохнув, продолжила: – Это был несчастный случай, с экипажем. Карета перевернулась, и осколки стекла попали ему в глаза. – Говоря это, она недоумевала: что заставляет ее быть столь откровенной – ведь Бенуа не выспрашивал у нее детали? – Папа сломал руку и несколько дней страдал от жестокой лихорадки, но теперь все уже прошло. Вот только глаза…

Анжелика старалась говорить спокойным и непринужденным тоном, но сама обратила внимание на то, как тоскливо звучит ее голос. Возможно, физически эрл сумел оправиться от катастрофы, однако душа его страдала от незаживающей раны.

Бенуа по-прежнему внимательно смотрел на Анжелику и молчал. Пауза длилась долго. Затем он произнес:

– Итак, что же такое требует от меня ваш отец?

– Он просит спасти моего брата из Битша, – коротко ответила она.

За окном усилился ветер, по стеклу забарабанили тяжелые капли дождя. Разыгравшаяся непогода, видимо, стремилась еще больше изолировать усадьбу «Остролист» от всего мира. Было такое ощущение, что на всем белом свете остались в живых и бодрствуют всего два человека. И один из них, подумала Анжелика, поможет ей.

– Понятно, – произнес наконец Бенуа голосом, лишенным всякого выражения. – Вы хотите, чтобы я проехал более двухсот миль в глубь Франции и вытащил вашего брата из крепости, где Бонапарт держит военнопленных, – между прочим, пользующейся самой дурной славой…

– Но ведь папа пощадил вас и вашу семью. Теперь мы в свою очередь просим спасти жизнь члену нашей семьи. – Анжелика протянула вперед руку, надеясь, что этот умоляющий жест поможет ей убедить Бенуа. Золотистые локоны у нее на голове слегка шевельнулись.

Она страстно желала, чтобы брат поскорее вернулся домой. Ведь было совершенно ясно, что хандра эрла во многом связана с тревогой за судьбу сына. Гарри… Всегда такой жизнерадостный, подвижный… Может, именно ему удастся помочь лорду Эллевуду хотя бы частично примириться с утратой зрения – Анжелике это так и не удалось.

– Едва ли есть необходимость в таком драматическом спасении, – сухо ответил ей Бенуа с мрачным и неприступным видом, хотя голубые глаза Анжелики по-прежнему с мольбой были устремлены на него. – Все, что должен сейчас делать ваш брат… как его имя, кстати?

– Гарри. Он корабельный курсант.

– Все, что сейчас нужно делать Гарри, так это сидеть тихо и примерно себя вести, и рано или поздно его обменяют на какого-нибудь пленного француза, – сказал Бенуа и сделал глоток бренди, бросив на Анжелику взгляд поверх краешка бокала. – Так что едва ли нужно устраивать такую мелодраму в ситуации, когда все должно само собой уладиться…

– Да ничего тут не уладится! – отчаянно воскликнула Анжелика. – Может быть, вы об этом еще не знаете, но французы прекратили обмен пленными. Они стали задерживать даже гражданских лиц: женщин и детей. Многие из них томятся в плену в Вердене. Папа говорит, что такое беззаконие – это нарушение принятого во всех цивилизованных странах кодекса ведения военных действий.

– Я уверен, так считает немало достойных людей, – мягко откликнулся Бенуа, все так же пристально рассматривая Анжелику. В его глазах появилось теперь какое-то загадочное выражение. – Однако мне известно, что в Вердене есть коллеж, среди студентов которого несколько молодых курсантов. Почему Гарри не в их числе?