Джейн Фэйзер - Фиалка

— Когда-нибудь ей придется расстаться с домом. И когда мы встретимся, мы очень мило спросим ее… — заявил Дэвид. — Если мы будем милы, она расскажет нам все, что хочет знать опекун.

— Хотя будет лучше, если она не узнает, кто мы, — мудро заметил Чарльз. — Опекуну это не понравится… особенно после того случая.

— Маски, — сказал Дэвид. — а может, даже домино… это подойдет.

— Домино не годится. — отозвался его брат серьезно. — Домино не сунешь в карман, не то что маску. Можешь всюду с нею ходить и никто не догадается, что она у тебя есть.

— Верно, — согласился Дэвид, понимая мудрость этого практического замечания. — Мы всюду будем их носить с собой и, когда увидим нашу героиню, быстро наденем маски и зададим ей пару-тройку вопросов.

И, удовлетворенные своими планами, братья переключили внимание на портвейн.

— Почтальон принес вам письмо. — Тэмсин вошла в библиотеку на следующее утро, размахивая листком, запечатанным сургучной печатью. — Судя по почерку, от женщины. Ваши светские дамы всегда пишут такой кудрявой вязью? И мне придется этому научиться?

Она критически оглядела послание.

— Очень любопытно, и бумага бледно-голубая. Она ваша любовница?

Не произнося ни слова, Джулиан протянул руку за, письмом, и Тэмсин отдала его и примостилась на краю письменного стола.

— Так у тебя есть еще одна любовница? Хотя не думаю, что слово «любовница» подходит для меня. Верно?

— Право, не думаю, что в языке вообще найдутся слова, которые для тебя подходят, — заметил он сухо. — Ты не поддаешься описанию. Слезь с письменного стола. Это не подобает леди.

— Да, конечно, милорд полковник. — Она соскользнула со своего насеста и сделала ему шутливый реверанс, сохраняя смиренный вид.

Ее муслиновые юбки взметнулись вбок, она выставила вперед носок одной туфельки и присела.

— Достаточно ли это глубокий реверанс для короля или он подойдет только для королевы?

Джулиан с усмешкой наблюдал за ней, уверенный, что она не сознает опасности своей позы.

— А теперь попытайся встать.

Тэмсин тотчас же убедилась, что это невозможно. Она рухнула на ковер и сидела там с выражением такой печали, что он не смог удержаться от смеха. Одновременно он вскрыл полученное письмо. Его веселье тотчас же иссякло.

— Хорошо еще, что она не душит бумагу для писем. — бормотал он, ломая печать.

— Кто не душит? — Тэмсин, отряхивая юбки, поднималась на ноги.

— Моя сестра, — ответил он лаконично, пробегая глазами затейливо выписанные строчки. — Гром и молния! Несомненно, это затея Гарета. Узнаю стиль этого развратника и бездельника.

— Какая затея? — Тэмсин снова уселась на край письменного стола.

. — Моя сестра с мужем собрались нанести мне визит. Полагаю, что Гарет хочет на время скрыться от кредиторов и заодно попользоваться бесплатным гостеприимством.

Он поднял глаза на Тэмсин, и лоб его перерезали глубокие морщины — признак задумчивости. Улыбка, еще несколько минут назад бродившая по его лицу, исчезла окончательно.

— Я ведь уже сказал тебе, что так не сидят! — Ради убедительности он шлепнул ее.

Тэмсин встала и задумчиво посмотрела на Джулиана.

— Почему вы так расстроенны визитом сестры?

— Как ты думаешь, почему?

— Из-за меня?

— Именно.

Тэмсин нахмурилась.

— В чем тут сложность? Она мне не понравится или я ей? С минуту он не сводил с нее взгляда, гадая, лицемерит она или нет. Но Тэмсин смотрела на него со своей обычной бесхитростностью. И так же, как всегда, был вздернут маленький носик, и выдвинут вперед решительный острый подбородок, и трепетали роскошные ресницы на гладких смуглых щеках… На него вдруг нахлынула волна непрошеного желания. Он почти почувствовал, как гладко и упруго ее тело, и слышал ее восторженный смех, когда она приближалась к вершине наслаждения…

Как же он мог поселить это удивительное существо под одной крышей с сестрой? Люси была такой невинной, так хорошо воспитана, так скромна — настоящая леди. Именно такая, какой надлежало быть женщине из семьи Сент-Саймонов. А эта, не в добрый час рожденная разбойница, его любовница, полная ее противоположность во всех отношениях. Но теперь уже ничего нельзя было поделать. Судя по дате на письме, Гарет и Люси могли приехать в любой день.

Возможно, как раз сейчас они проезжали через Бодминские торфяные болота.

— Давай договоримся об одной вещи, — сказал Джулиан голосом, безжизненным, как Мертвое море. — Для моей сестры, так же как и для всей округи, — ты сирота, протеже герцога Веллингтона, оставившего тебя на мое попечение и доверившего моему неофициальному опекунству. Ты никогда ни единым словом или знаком не покажешь, что это не так. Ясно?

Тэмсин пожала плечами и кивнула:

— У меня нет ни малейшего желания шокировать вашу сестру.

— Пожалуйста, заруби себе на носу: одно слово, и тебе придется распрощаться с этим домом. Тэмсин прикусила губу.

— Но ведь ваша сестра замужем и не может быть совершенно невинной?

Глаза Джулиана вспыхнули синим огнем.

— Не смей рассуждать о моей сестре! Тебе не понять женщин, подобных ей, ты не представляешь, как они воспитывались и какие у них взгляды на жизнь. Тебе не постигнуть смысла слова «добродетель» и неведома святость брачного обета. Бог свидетель: и твои родители не видели в этом смысла…

— Не смейте судить моих родителей, — сказала Тэмсин свирепо, — позвольте вам заметить, лорд Сент-Саймон, что вы, с вашей болтовней о приличиях и порядочности, о святости и добродетели, не способны понять глубины любви, которая не нуждается в санкции общества и признании ее законности.

Она побледнела от гнева, но в глазах было нечто большее, чем гнев, глаза эти были огромными и бездонными, как лиловое море. Она отвернулась, и теперь в ее голосе слышалась горечь.

— Вам кажется странным, что можно полюбить женщину ради нее самой, верно? Вы и представить не можете, что можно полюбить кого-нибудь, кто не соответствует вашим представлениям о правилах приличия!

Прежде чем он собрался ответить, Тэмсин выскочила из комнаты. Он увидел только вихрем взметнувшиеся юбки и услышал, как хлопнула дверь. Джулиан в задумчивости не сводил глаз с закрытой двери. Что за монолог? Почему она так на него набросилась? Может быть, он слишком резко отозвался о Сесили и Эль Бароне, но ему показалось, что в ее гневе было нечто личное. Откуда это взялось? И разговоры о любви… Какое ей дело до того, кого и как он любил?

В ее голосе слышались слезы. Он прочел в ее глазах не только гнев, но и боль и понял, что перешел невидимую черту. Он не имел права нападать на ее родителей.

Сент-Саймон провел рукой по волосам, лишь теперь сознавая, что вел себя так от страха перед собственной слабостью, которая появлялась каждый раз, когда она была рядом. Он не мог бы устоять, даже если бы за стеной была Люси.