Катарина Фукс - Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 2

Я решительно постучала. Тотчас же откликнулся мужской голос:

– Что вам угодно?

Что-то показалось странным в этом голосе. Но что? Не могла понять. Или я так отупела? И вдруг – озарение. Голос говорил по-французски. Удивительно! Французский! Это сразу заставило меня вспомнить мой самый первый приезд в Лондон, когда после возвращения Карла II столица заполнилась французами. Французские портные, парикмахеры, трактирщики, учителя танцев. Брюс Карлтон тогда взял для меня учителя французского языка.

– Кто вы? – спросила я тоже по-французски, – Могли бы вы позвать слугу?

– Я и есть слуга, – доброжелательно ответил голос, – Я здесь караулю. Мое имя – Дмитрий Рогозин.

– Можно попросить огня и воды, пить хочется.

– Нет, к сожалению, пока это запрещено.

Я хотела было попросить его, чтобы он привел Турчанинова, но решила, что подобная торопливость сделает меня смешной. А мне не хотелось, чтобы Турчанинов считал меня смешной трусихой. Поэтому я не попросила послать за Турчаниновым, а спросила:

– Откуда вы знаете французский язык?

– Я учился во Франции, – ответил голос.

Меня это уже не удивило (после Плешакова и Шишкина).

– Странно, – заметила я, – Такие образованные слуги у господина Турчанинова. А сам он, кажется, ни на одном европейском языке не говорит.

– Он пишет и читает, – донесся до меня голос Дмитрия Рогозина, – У него пассивное владение языками.

– А вы владеете только французским?

– Еще турецким.

– О, и я немного! Но объясните мне, как же это так: неужели господин Турчанинов, будучи за границей, не сумел обучиться тому, чем в совершенстве овладели его слуги?

– Да почему вы решили, что он бывал за границей?

– Но если даже слуги бывали…

– А сам он никогда. Из нашей страны можно выехать только по особому дозволению царя. А господин Турчанинов никогда не получит подобного дозволения, царь слишком дорожит им.

Нашу занимательную беседу прервали громкие шаги. Не знаю почему, но я догадалась, что это Турчанинов. И вправду это оказался он.

– Отвори, Митька, – обратился он к слуге.

Дверь открылась. В руке Турчанинова теплилась свеча без подсвечника.

Я смутно различала в полумраке два мужских силуэта.

– Согласна ли? – тихо произнес Турчанинов.

И странно, еще несколько минут назад я хотела, чтобы послали за ним, хотела согласиться. Теперь же, когда он пришел сюда, когда я различала его, непокорство снова охватило меня. Почему я не соглашалась? Все мое существо было охвачено смутным ощущением, что если я соглашусь теперь, сейчас, я словно бы потеряю себя. И тогда я потеряю и… И кого? И что? Я ничего не понимала.

– Нет, – коротко и глухо бросила я.

Дверь спокойно закрылась.

Я подождала, пока шаги не затихли. Затем снова окликнула Рогозина. Я принялась расспрашивать его о Париже. Это было так приятно. Но ни воды, ни огня, ни пищи я в тот день так и не получила. Периодически нашу приятную болтовню прерывал надрывный медвежий вой.

Миновало примерно несколько дней. Каждое утро Дмитрий Рогозин приносил мне хлеб и воду. Я рассмотрела его, насколько позволял полумрак. Он был ровесник Плешакову и Шишкину, такой же высокий стройный молодой человек. Впрочем, он не был так красив, как они, но кого-то он мне напоминал. Волосы у него были русые, нос уточкой. Где-то я уже видела такое лицо, только… с бородкой. Я вспомнила, как Турчанинов велел своим холопам показать, как проворно и ловко они умеют фехтовать. Один был Михаил Шишкин, а второй… Второй был этот самый Митька Рогозин, только с бородкой… Нет, это не был человек, похожий на него, это был он сам. Но, кажется, Турчанинов называл его иначе…

– Вы не были во дворе в день моего приезда? – спросила я.

– Был, как же.

– Вы еще фехтовали с Шишкиным? Мой собеседник рассмеялся.

– То не я был. То брат мой – Ванька Алексеев.

– Вы так похожи!

– Как не похожи! Мы близнецы!

Теперь я поняла это удивительное сходство. Но если они не просто братья, а даже близнецы, почему же у них разные фамилии? Впрочем, стоит ли особенно задумываться над этим? Ясно, что хозяин здесь Турчанинов, захотел он – и вот у братьев-близнецов – разные фамилии. Только и всего, и думать особенно нечего.

Турчанинов приходил еще два раза, спрашивал, согласна ли я. Я отвечала, что нет. Теперь уже он не казался мне странным и даже таинственным, ничего такого я уже в нем не различала. Обычный жестокий самодур. И ничего более.

Где-то на шестой день (или седьмой) меня почему-то вывели из подвала. Вел меня Рогозин. Мы поднялись по лестнице. Меня немного пошатывало. Рогозин провел меня в одну из комнат Турчанинова. К своему удивлению (я ожидала нового разговора), в комнате был накрыт стол. Рогозин (при ближайшем рассмотрении он мне совсем понравился своей вежливостью, а также внимательностью) попросил меня поесть и смущенно предложил поспешить. Я села за стол.

– Что за спешка? – быстро спросила я.

– Да так, не знаю, велено поторопиться.

Я вдруг догадалась, что к царице меня все же поведут. Сегодня, очень скоро. Женская интуиция мне подсказала. Значит, так обстоятельства складываются, что надо меня вести, нет другого выхода. А что же Турчанинов? Как он теперь «извернется» или «вывернется»? Не помню. Я поспешно глотала. А окончив есть, быстро сказала Рогозину:

– Я предполагаю, куда именно меня поведут. На мне грязная одежда. Я должна быстро переодеться. Проводите меня в мои комнаты.

Он вдруг улыбнулся, кивнул и послушно встал у двери, готовый сопровождать меня.

Я думала, что мы пройдем через двор. Но он повел меня по каким-то внутренним лестницам и переходам. Но в конце концов мы оказались у подножья лестницы, которая вела в мои комнаты. Я взбежала бегом. Теперь я думала о том, что в моей помощи, возможно, нуждается роженица и потому надо спешить.

Катерина сидела у окошка и вязала детский чулок. Должно быть, все эти дни она с помощью Шишкина опустошала кладовые Турчанинова. Впрочем, должна же она была поставить на ноги свою мать и братишек. Она увидела меня и непритворно обрадовалась.

– Катерина! Быстро! – скомандовала я, – Я должна умыться и переодеться.

Она бросила вязанье, притащила таз и кувшин с водой, вынула платье из сундука. Через минут двадцать я была готова. Рогозин ждал меня снаружи. Уже спустившись по лестнице, я почему-то почувствовала, что на меня кто-то смотрит сверху. Я подняла голову и увидела Татиану. Я обрадовалась и поняла, что соскучилась по ней.

– Танюша! – закричала я.

Она улыбнулась, кивнула и вдруг сложила пальцы правой руки щепотью и перекрестила меня.

Турчанинова не было. Рогозин вывел меня во двор. Мы сели в закрытую карету. Это была карета, не возок и не колымага. Было совсем темно. Лошади помчались.