Катарина Фукс - Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 2

– Но ведь еще не поздно, Лусия, еще не поздно! – вскрикнул Рамон. – Мы будем счастливы. Для меня ты – все та же милая чистая девочка…

– После того, что произошло? – с горечью спросила я.

– Для меня ничего не произошло. Я все предал забвению. Мы все начнем с самого начала.

– Нет, Рамон, – я горестно покачала головой. – Я ценю твое благородство. Но я не достойна твоей благородной души. Я сама не понимала, не сознавала, что делаю. Я совершила страшный грех, не думая. Но потом, Рамон, потом!.. Целую неделю я грешила осознанно. Моя душа, мое тело загрязнены. Я не смогу быть тебе верной и почтительной супругой. Я знаю это. И не уговаривай меня, умоляю!

– Как же ты намереваешься жить дальше? – спросил мой незадачливый жених.

– Дальше? – переспросила я.

– Я поговорю с твоими родителями, – горячо предложил он. – Я уговорю их снова взять тебя в родительский дом. Если я, твой жених, тот, кто оскорблен более всех, прощаю тебя, то они, родные отец и мать, тем более должны простить…

Он был прав. Он был благороден, он проявлял ко мне невиданное милосердие. На какой-то миг я подумала, а не лучше ли послушаться его. Он уговорит моих родителей. Я вернусь домой. И что дальше? О, конечно, он станет посещать, навещать меня, он будет клясться мне в любви. А я? Пройдет время. Быть может, я сама упускаю свое счастье? Быть может, я еще смогу ответить на его любовь? Правда, меня больно задело то, что он сказал, что прощает меня. А впрочем, как иначе он мог сказать? Что он не считает меня виновной? Но это была бы ложь. Я молча обдумывала, что мне ответить на его предложение. Почувствовав, что я заколебалась, что я вот-вот соглашусь, он простер ко мне руки. На этот раз я отстранилась не так решительно.

– Хорошо, Рамон, – смущенно произнесла я. – Я согласна на твое предложение. Попытайся уговорить моих родителей.

Рамон восторженно улыбнулся и выбежал из комнаты.

Дня два он не появлялся у меня. От служанки, приставленной ко мне, я узнала, что отец Рамона не позволяет сыну видеться со мной.

– Я не в силах противиться твоему желанию во что бы то ни стало жениться на этой девушке, – говорил отец сыну, – хотя я считаю подобное твое решение очень и очень опрометчивым. Девушка эта – падшее создание, и ты не будешь с ней счастлив. По крайней мере я не желаю, чтобы ваши любовные свидания до брака происходили в моем доме.

В ответ Рамон стремился убедить отца, что я – чистое, невинное, жестоко пострадавшее в жизни существо. Но убедить своего отца в этом ему не удавалось. Тогда, желая показать себя все же послушным сыном, Рамон перестал видеться со мной.

Он посетил моих родителей и повел с ними переговоры о моем возвращении в родительский дом. Сначала отец мой даже имени моего слышать не желал, а мать лишь горько плакала. Но постепенно сила любви Рамона ко мне тронула их сердца. Отец уже готов был снять с матери страшную клятву, взять назад свои проклятия. Мать же втайне горячо мечтала о моем возвращении. Как всякая мать, она готова была всегда найти оправдание своему ребенку. И теперь, потеряв сына, она хотела вернуть хотя бы дочь.

Итак, мой отец обещал Рамону подумать. Но в одном мои родители были совершенно согласны с отцом Рамона. Они тоже считали, что я не должна оставаться в доме своего бывшего (а, возможно, и будущего) жениха. Решено было отвезти меня в монастырь Святой Клары. Тем более, что здоровье мое совершенно поправилось.

В карете отца Рамона меня отвезли в монастырь. Этот монастырь я хорошо знала. Когда я была совсем маленькой, мы часто бывали здесь с матерью. А когда я подросла, я целый год прожила здесь. Добрые монахини учили меня грамоте, чтению, счету, вышиванию.

Конечно, даже в монастыре знали, что со мной произошло. Но встретили меня приветливо. Мать-настоятельница отвела мне одну из гостевых комнат. Было оговорено, что я пробуду в монастыре до тех пор, пока родители не возьмут меня домой.

Но внезапно меня одолели сомнения. Когда я увидела мать-настоятельницу, сестер и послушниц, таких чистых и спокойных, мне стало так горько, что я захотела покончить с собой. Должно быть, мать-настоятельница заметила мое состояние и пригласила меня побеседовать с ней наедине.

– Лусия, – ласково сказала она, – ты уже не ребенок. Ты должна сама решить свою судьбу. Не полагайся на других, даже на тех, кто желает тебе добра. Только ты сама знаешь себя и можешь принять решение.

– Рамон любит меня, – сказала я, чувствуя, что голос мой звучит как-то обреченно.

– Я знаю об этом, Лусия.

– Кажется, все на свете знают об этом, – на губах моих появилась горестная улыбка.

– Милая девочка, я скажу тебе горькие слова, но кто-то ведь должен сказать их тебе. Подумай хорошенько. Сможешь ли ты сделать Рамона счастливым?

– Какая невеста может точно знать, что сделает своего будущего мужа счастливым? А если какая и ответит на этот вопрос «да», значит, она еще ребенок.

– Но ты-то не ребенок, – продолжила мать-настоятельница.

– Мне бы хотелось вернуться к родителям, – уклонилась от прямого разговора я.

Мать-настоятельница испытующе посмотрела на меня.

– Возможно, Лусия, я напрасно мучаю тебя. Ступай, отдохни.

Я направилась к двери. Но у самой двери обернулась. Мне вдруг захотелось честного прямого разговора. А до сих пор я не говорила так с этой доброй монахиней.

– Вы полагаете, что лучше мне сделаться послушницей, потом постричься? – спросила я напрямую. Она помедлила с ответом, затем решительно произнесла:

– Да.

Я сама не знала, что ей сказать. В глубине души я ощущала, что она права. Но что-то удерживало меня. Сейчас я не могла согласился с ней.

– Я обязательно подумаю, – я почтительно поклонилась и вышла.

Мать-настоятельница больше не призывала меня для беседы.

Тихая размеренная жизнь в монастыре укрепила мое здоровье. Я успокоилась, а маленькое зеркальце в серебряной оправе говорило мне, что я даже похорошела. Я всерьез обдумывала предложение доброй настоятельницы.

Да, конечно, в монастыре мне будет спокойно, душа моя совсем очистится. Но… Но ведь то мое прегрешение так отдалилось от меня нынешней. Как будто ничего и не было, как будто просто приснился страшный сон. Этот сон вызвал болезнь, смятение души, но вот я проснулась. Все хорошо. Я люблю своего жениха, я буду счастлива…

Но вдруг, в самый разгар подобных мечтаний я видела мысленным взором окровавленного Педро, упавшего на церковный пол, видела своего отчаявшегося отца, вырывающего кинжал из сердца сына, чтобы поразить преступную дочь…

«И это ты хочешь забыть? – спрашивала я себя. – Это ты полагаешь страшным сном? После этого ты собираешься быть счастливой в браке?»

И, устыдившись, я принимала твердое решение о послушничестве и пострижении.