Джанет Линфорд - Незнакомка с соколом

– Только после моего сигнала! Оставайся на месте, пока я не скажу тебе. Ты слышишь меня, Фрэнсис?

– Деспот!

Это слово донеслось до него, когда он уже спрыгнул на землю. «Хорошо хоть, что она еще способна дразнить меня, – подумал Чарльз. – Значит, не утратила присутствия духа».

– Не вздумай ослушаться. Обещаешь?

– Обещаю.

Ему не оставалось ничего другого, как поверить ей, и он счел себя удовлетворенным. Но к тому времени, когда он, перелезая с ветки на ветку, коснулся ногами земли, он уже снова был недоволен собой. Как он мог отпустить ее в дом одну?

Он обследовал первый этаж дома Морли, заглядывая в темные окна. Разглядеть, что там внутри, было почти невозможно, но везде царила мертвая тишина. В окнах второго этажа тоже не было света.

Закончив осмотр дома, он вернулся к Фрэнсис. Явно погрузившаяся в мечту, она сидела у окна, опершись подбородком на руку и глядя, как дымка тумана закрывает луну. Чтобы привлечь ее внимание, но при этом не кричать, Чарльз снова влез на дерево.

– Стоукс, должно быть, лег спать, – сообщил он. – Нигде света не видно. Но нужно быть очень осторожной. Выбери самый безопасный путь. И нигде не задерживайся!

Фрэнсис кивнула, не говоря ни слова, и закрыла окно. Теперь ему оставалось только слезть с дерева, пробраться к двери кухни и ждать.

Ожидание, казалось, длилось вечность. Черт побери, что ее там задержало?! На лицо ему упали первые капли дождя, ночь становилась темнее. Он чувствовал, как напрягся каждый его мускул.

Дверь распахнулась неожиданно, как будто пробка вылетела из бутылки.

– Чарльз?

– Я здесь!

Со вздохом облегчения он шагнул ей навстречу и заключил ее в свои объятия. Второй раз за эту ночь он был счастлив видеть Фрэнсис в безопасности.

Неожиданно в лицо ему ударил яркий свет, а в грудь уперлось холодное дуло мушкета.

– Стоять! – раздался скрипучий голос, который Чарльз сразу узнал. – Стоять, или буду стрелять!

Стоукс высовывался из ближайшего к двери окна; в правой руке у него был мушкет, в левой – зажженный фонарь.

– Так это сам барон Милборн? – Голос Стоукса был отвратителен. – А я-то думал, что за грабители забрались ко мне в дом? Подождите, барон, у меня тут кое-что для вас есть.

Он бросил вниз какой-то листок, и Чарльз, нагнувшись, подобрал его.

– Что это? – удивленно спросил он.

Мрачный хохот огласил тихую дорсетскую ночь.

– Возьмите с собой и увидите. А теперь убирайтесь с моей земли и никогда больше не возвращайтесь!

Прогремел выстрел, пуля прожужжала у них над головами. Прежде чем Стоукс сумел справиться с отдачей мушкета, Чарльз потянул Фрэнсис прочь, засунув бумагу себе под рубашку. Они пробежали по запущенному саду, путаясь в высокой траве, перелезли через заднюю ограду и помчались к лесу.

– Куда мы так бежим? – с трудом переводя дыхание, спросила Фрэнсис. – Он же не собирался преследовать нас.

Но Чарльз тащил ее все дальше по болоту, приминая ногами мхи и папоротник.

– Кто знает, что у него на уме? Я не желаю больше подвергать тебя опасности.

Только благополучно добравшись до леса, они остановились и прислушались. Вокруг не раздавалось никаких звуков, кроме их тяжелого дыхания, да откуда-то издали доносилось пение соловья.

Фрэнсис вдруг ощутила небывалый прилив сил. Обхватив Чарльза за плечи, она прижалась губами к его губам с неистовой страстью, обостренной пережитой опасностью и напряжением. Чарльз, по-видимому, испытывал то же самое – судя по тому, как жадно он отвечал на ее поцелуи.

– Я хочу, чтобы ты взял меня! – прошептала она. – Прямо здесь и сейчас!

Ее неожиданное требование изумило Чарльза.

Неужели это та самая женщина, которая была так холодна сегодня ночью в мягкой чистой постели? Неужели она всерьез предпочитает отдаваться ему в лесу, под открытым небом?

А впрочем, какая разница? Разве сам он не испытывал сейчас непереносимого желания, разве не был готов на все, лишь бы обладать ею? Он жаждал эту женщину, эту гибкую и обольстительную лесную нимфу, и разве не естественно, что ей хотелось предаться любви в своей родной стихии?

Дрожащими пальцами Фрэнсис принялась расстегивать его пуговицы, сняла камзол и, расхохотавшись, бросила его прочь.

– Эй, подожди! Я никогда не найду свой камзол в этой темноте!

– Ну и прекрасно.

Ее смех разносился по лесу – чистый и звонкий, как пение соловья. Она расстегнула ворот его рубашки и тоже отшвырнула ее. Когда она стягивала с него рубашку, выпала бумага, которую бросил им Стоукс. Но Чарльз не обратил на это никакого внимания, поскольку в этот момент Фрэнсис нагнулась, чтобы прижаться губами к его плечу. Шелк ее мягких губ спутал все его мысли, он уже не мог рассуждать разумно. Когда она расстегивала пуговицы своей блузки, Чарльз сорвал с себя оставшуюся одежду с такой стремительностью, с какой обрушивается с высоты сокол. Разгоряченный страстью, он хотел схватить ее, но Фрэнсис ловко увернулась.

– Еще рано, – усмехнулась она и принялась нарочито медленно стягивать с себя чулок.

Сгорая от нетерпения, Чарльз смотрел, как за чулками последовала юбка, блузка повисла на кусте, напоминая белую сову, и наконец его глазам открылось ее восхитительное тело.

Белый жар вожделения ослепил Чарльза, он не видел ничего вокруг, кроме этого тела, мерцающего в струе лунного света. Они стояли друг против друга совершенно обнаженные, но, стоило Чарльзу сделать движение в ее сторону, Фрэнсис отстранялась.

– Я не могу больше ждать ни одной секунды! – простонал он. – Черт побери, если ты сейчас же не подойдешь ко мне, пеняй на себя!

– И не подумаю! – дерзко бросила она, вытащила из волос шпильки, и непокорные черные локоны заструились по ее плечам. – Ты должен поймать меня, Шикра. А впрочем, нет. Ты будешь моим соколом. Иди сюда!

Фрэнсис повелительным жестом вытянула руку вперед ладонью кверху, словно Чарльз был птицей, которую звали домой. Она знала, что Чарльз не обидится: он прекрасно понимал, что сокольничий служит птице так же, как птица служит своему хозяину. Эта пара связана самыми прочными узами, и Фрэнсис хотела установить между ними такую же связь. В ее сердце пылал яростный огонь, она твердо решила, что сегодня сломает последний барьер, разделяющий их, и скажет ему о своей любви.

С еле слышным стоном она раскрыла Чарльзу свои объятия, и он крепко прижал ее к себе. Их тела слились, они словно бы стали единым существом и опустились на землю, не разнимая губ. Фрэнсис оказалась наверху, ее волосы закрыли его лицо. Откинув голову, Чарльз сжал руками ее бедра и вонзился в эту податливую плоть, ощущая непередаваемое блаженство.

А Фрэнсис казалось, что ее уносит сильный ветер. Жаркая дрожь пробегала по ее телу с каждым его движением, с каждым толчком. Неожиданно она почувствовала себя такой свободной, какой не была никогда в жизни.