Джейн Фэйзер - Колдунья

Возможно, Хьюго беспокоили их все более укреплявшиеся отношения. Может быть, несмотря на его поведение, он все же ревновал? Конечно, он ни за что не признался бы в этом… ни ей, ни себе… но, может быть, именно этим и объяснялся его повышенный интерес к Дэнису?

Если так, тогда еще не все потеряно, решила Хлоя. Она стала еще больше выделять Дэниса из ряда своих почитателей, явно отдавая ему предпочтение.

Хьюго пристально следил за развивавшимися отношениями, анализировал поведение юноши и спустя некоторое время пришел к выводу, что Дэнис просто не может знать правды о прошлом своего отца и злополучной дуэли. Если бы что-то было ему известно, то он по-иному вел бы себя в присутствии Хьюго. Вместо его обычной открытой и прямой манеры общаться он, несомненно, каким-то образом обнаружил бы свою неприязнь. Он был слишком молод и неопытен, чтобы не раскрыться, когда Хьюго расспрашивал его, и сохранить свою тайну.

Придя к этому заключению, Хьюго решил, что не стоит опасаться этой дружбы. Но все же по какой-то причине, наблюдая за Дэнисом и Хлоей, он продолжал испытывать чувство тревоги.

— Ты же всегда говорил, что не любишь бывать в Олмаке, — сказала Хлоя за завтраком, когда Хьюго объявил о своем намерении отправиться вместе с ней на благотворительный бал вечером.

— Я ничего не имею против того, чтобы повеселиться, — ответил Хьюго, отрезая тонкий кусочек ветчины. — Поразительно, но мои прошлые выводы о тамошней скуке кажутся мне ошибочными. Возможно, мой преклонный возраст сделал меня более терпимым. — Он улыбнулся Хлое, которая опустила глаза, продолжая пить чай.

— Должна признаться, что я вам крайне благодарна, Хьюго, — заявила леди Смолвуд, взяв несколько грибных тарталеток из корзиночки, стоявшей около нее. — На этой неделе было столько развлечений! Я совершенно без сил. Как замечательно будет провести тихий вечер дома. Я попрошу Альфонса приготовить мне крабовый паштет и рейнскую подливку к обеду, — сказала она с довольной улыбкой.

— Я с удовольствием буду сопровождать Хлою, мэм, так что будьте спокойны.

Он с удовольствием будет сопровождать ее, подумала Хлоя расстроенно, потому что на балу с огромным наслаждением будет флиртовать и танцевать по меньшей мере с полдюжиной женщин, каждая из которых просто расцветает, когда он входит в зал. К тому же не все они замужем. Леди Харлей — вдова лет тридцати с небольшим, и Хьюго явно получает большое удовольствие от ее общества. Потом еще эта мисс Ансельм, которая никогда не была замужем и считается синим чулком. Они с Хьюго могут часами говорить о музыке, и он утверждает, что у нее чистейший голос. Он не упускает ни малейшей возможности аккомпанировать ей, когда она соглашается петь. И даже предвзято настроенная Хлоя вынуждена признать, что они прекрасно дополняют друг друга. Не случайно на днях кто-то шутливо заметил, что ее опекун скоро поведет невесту к алтарю.

И, что еще хуже, хотя он всегда рад ей, когда она приходит к нему ночью, она часто стала замечать, что, несмотря на ее близость, он думает о чем-то другом. Или о ком-то другом, грустно подумала она.

— Каковы твои планы на вечер, девочка? — прервал Хьюго ее мрачные мысли.

— Нет у меня никаких планов.

— Как это необычно, — поддразнил ее Хьюго. — Что, на этот раз ни одного молодого человека, обивающего наш порог?

Хлоя не ответила ни на улыбку, ни на шутку: и то, и другое страшно раздражало ее.

— Может, ты хочешь позаниматься пением, — предложил Хьюго. — Мы могли бы поработать над Ирландской мелодией Мора, которая тебе так понравилась.

— Если ты хочешь.

— Нет, девочка, если ты хочешь.

Это была одна из любимых песен мисс Ансельм, и Хлоя решила, что не станет соперничать с ней. Она пыталась придумать предлог, чтобы отказаться от пения, когда в столовую вошел Самюэль.

— Время Пэг пришло, — сказал он без всяких предисловий. — Подумал, что вам это нужно знать.

Хлоя вскочила, тут же позабыв о Хьюго и его потенциальных невестах.

— Я сейчас же пойду к ней. Нам понадобится горячая вода. Много воды, Самюэль.

— Ага, знаю, — сказал он. — Миссис Хэрридж следит за этим.

— Ах, Боже мой, не послать ли нам за доктором? — встревожилась леди Смолвуд. — Хлоя не должна делать этого, Хьюго. Совершенно недопустимо, чтобы молодая девушка участвовала в подобном… и с таким созданием! — Кузина Хьюго не очень жаловала Пэг.

— Глупости, — заявила Хлоя; глаза ее неистово засверкали. — Пэг не виновата в том, что стала такой. И не ее вина, что она беременна. Вы должны быть благодарны, мэм, что Бог не распорядился так, чтобы и вы родились в том мире, где появилась Пэг, — с этими словами она стремительно вышла из столовой.

Хьюго поморщился, когда его кузина покраснела от возмущения.

— Она извинится позже, мэм. Но она действительно очень горячо реагирует на такие вещи.

— А вы поощряете ее, — сказала Долли.

— Я не спорю с ней, согласен. Когда человек посвящает себя делу столь целеустремленно и с таким поразительным умением, было бы просто преступно останавливать его, не говоря уж о том, что это бесполезно. — Он встал.

— Но она извинится за свою грубость, как только подумает об этом, а если не подумает, тогда я напомню ей. А сейчас, прошу простить, я лучше посмотрю, могу ли чем-то помочь им. — Он остановился у двери и добавил: — Пэг сама еще ребенок, Долли.

Долгие часы дом содрогался от криков роженицы. Долли ретировалась в свою комнату с нюхательной солью, пытаясь удалиться от шума. Мрачный Самюэль сновал вверх и вниз по лестнице с кувшинами горячей воды и всем, что требовалось Хлое. Хьюго попытался найти успокоение в музыке, а когда понял, что ему это не удалось, заметался по библиотеке, как будто это он был отцом ребенка.

В четыре часа, не в силах больше томиться бездельем, он поднялся к спальне, отведенной для Пэг, и в нерешительности остановился у двери, прислушиваясь к крикам. Внезапно домоправительница открыла дверь и выбежала из комнаты. Хьюго увидел склонившуюся над кроватью Хлою. Он шагнул в комнату.

— Хлоя?

— Подержи ее руку, — деловито сказала она. — Я уже вижу головку, но бедняжка так испугана, что совсем не помогает ребенку выйти. Может быть, ты сможешь успокоить ее.

Хьюго послушно взял маленькую руку бродяжки, лежавшей на постели. Крики Пэг превратились в низкий, монотонный вой, и Хьюго подумал, что это не только от усталости, но и от ужаса: он с жалостью смотрел на мертвенно-бледное лицо на белой подушке, страдальческие складки у рта и глаза, полные страха.

— Ох, Боже мой, сэр Хьюго, здесь не место… — Миссис Хэрридж вернулась с тазом и кипой белья.

— Я видел кое-что и похуже, — коротко ответил он, вспомнив палубы военного корабля, скользкие от крови, заваленные мертвыми, умирающими, страшно искалеченными людьми… жуткую картину военного госпиталя, где хирурги склонялись над операционными столами под колеблющимся светом масляных ламп. — Намного хуже, — добавил он. — Передайте мне платок, чтобы вытереть ей лоб.