Кэтрин Марч - Рыцарь для английской леди

Последовали какие-то робкие возражения со стороны епископа Одо, но для человека, сумевшего захватить целую страну, невозможного не было. Леди Фредесвайд была лишена отважного упрямства дочери, а потому дрожащим голосом пробормотала то, чего оказалось достаточным для бракосочетания.

Когда подошел момент обмена кольцами, мать Джулии сняла с пальца свое собственное и отдала рыцарю-норманну. Джулия попыталась отдернуть руку, когда он надевал ей кольцо на безымянный палец левой руки, но он лишь крепче обхватил ее запястье, и глаза его грозно сверкнули.

Под конец Вильгельм заявил:

– А теперь веди новобрачную в спальню и представь мне свидетельство вашего брака. Я хочу до отъезда убедиться, что вы действительно муж и жена и, если даст Господь, через девять месяцев родится ребенок, первый человек нового поколения.

Фальк д'Арк в нерешительности посмотрел на спокойный, незнакомый профиль Джулии, неподвижно стоящей на фоне витражного окна.

– В чем дело? – спросил Вильгельм. – Один из моих отважнейших рыцарей, которого я вчера видел сражающимся с тысячами воинов, испугался тощей английской девицы?

Фальк оскорблено вскинул голову:

– Я не испугался, сир.

– Тогда иди и делай, что тебе приказывает сеньор.

Фальк поклонился и хотел, повернувшись к Джулии, взять ее за руку, но она отдернула руку и отскочила назад, лихорадочно оглядываясь, куда бы бежать.

Леди Фредесвайд зашептала ей что-то на ходу, норманны начали подавать советы. Фальк быстро шагнул в сторону и схватил Джулию большими руками за тонкую талию, затем поднял и перекинул ее через плечо. Джулия замолотила кулаками по укрытой кольчугой спине.

Фальк в сопровождении своего оруженосца вышел из часовни, прошагал по коридору и открыл массивную дубовую дверь в самом его конце. В комнате царила широкая кровать под балдахином, пол был устлан медвежьими шкурами, здесь были стол, два резных кресла и восковые свечи в железных канделябрах.

Ему пришлось поставить Джулию на пол, чтобы отстегнуть пояс с мечом и снять тяжелые доспехи. Джулия, как только ее ноги коснулись пола, тут же подбежала к двери и распахнула ее настежь.

Ее встретили два радостно ухмылявшихся норманна, которые что-то весело прокричали по-французски. Джулия хотела было проскользнуть между ними, но они без труда схватили ее за руки и втолкнули обратно в комнату.

– Может, ее уложить и подержать, а, Фальк?

– Не надо, Жильбер, отпусти ее и уходи.

Фальк освободился тем временем от доспехов. Джулия посмотрела на рыцаря, который больно сжимал ей запястье. Его звали Жильбер. Джулия, молча, поклялась себе, что не забудет его. Именно этот норманн сорвал с ее пояса ключи и кошелек. В порыве гнева Джулия плюнула ему в пересеченное шрамом лицо. Норманн, рыча, замахнулся на нее.

Но удара не последовало. Фальк успел схватить угрожавшую руку и с силой опустил вниз, грозно глядя черными глазами на Жильбера де Слевина.

– Ты поднял руку на мою жену!

– Подумаешь! Это всего лишь английская сучка, и ты не можешь называть ее женой, пока не переспал с ней.

– Мы связаны супружеским обетом и королевским повелением. Если тебе этого недостаточно, де Слевин, тогда пойди и скажи герцогу. А сейчас убирайся, пока мы не подрались. Все убирайтесь!

– Ладно, только надеюсь, у тебя хватит ума показать ей, кто хозяин, если не хочешь получить кинжалом промеж ребер.

Жильбер отвесил шутовской поклон Джулии, и норманны удалились. Джулия в отчаянии сплела руки, в панике глядя на возвышавшегося над ней человека.

Он, молча, шагнул к ней. Джулия выставила перед собой руки.

– Не трогайте меня!

– Не надо, – мягко сказал он. – Я буду… осторожен.

– Нет, норманн! – закричала Джулия. – Я никогда тебе не подчинюсь! Убийца! Вор!

Она взвизгнула, когда он внезапно шагнул вперед и, схватив ее, снова легко забросил на плечо и пошел к кровати. Джулия неловко висела вниз головой и, с трудом приподнявшись, увидела угрожающе приближавшуюся родительскую постель.

Джулия чуть не задохнулась, когда он, этот мужчина, этот чужак, сбросил ее на мятую, но чистую простыню.

Прежде чем Джулия успела соскочить или ударить его, он кинулся на нее и придавил своим телом. Грудь больно давила ей на ребра, а мускулистые ноги не давали ей даже согнуть колени. В нос бил сильный запах пота, грязи и еще чего-то мужского. Джулия поняла, что исхода нет. Их глаза встретились.

Мужчина сделал попытку наклонить к ней голову, она дернула рукой, собираясь вцепиться ему в лицо, но он оказался проворнее, зажал оба ее запястья в широкой ладони и придавил их к подушке над ее головой.

Фальк чувствовал себя смущенным и слегка растерянным, ему еще не попадалось такой милой и чистой девушки. Женщины, которых он знал, были шлюхами, даже высокородные придворные дамы, даже та, которую он любил и потерял.

Пока Джулия дралась, как попавший в капкан зверек, обдавая его лицо своим чистым дыханием, Фальк думал, как ему поступить.

Жильбер де Слевин без церемоний ударил бы ее так, чтобы она потеряла сознание, и сорвал одежду. Фальк не раз видел, как он это делает, в душе стыдясь самого себя за то, что не в его власти прекратить это насилие, – мужчина не вправе вмешиваться в то, как другой обращается со шлюхой.

Взгляд Фалька упал на нежные губы Джулии. Он остро чувствовал под собой небольшое, хрупкое и нежное тело. Ни разу в жизни не брал он женщину против ее воли, но… в зале ждал герцог, а Фальк никогда еще не колебался, выполняя поручение патрона, каким бы трудным или опасным оно ни было. Лишить девственности свою жену – что тут сложного, и все же он чувствовал внутреннее сопротивление. Он был искушен в постельных утехах, но его опыт не включал девственниц.

Ругая себя за нерешительность и боясь, что нетерпеливому герцогу надоест ждать и он вмешается, Фальк свободной рукой развязал шнурок на поясе штанов и приспустил их, потом дотянулся до подола платья Джулии и задрал его ей до талии, обнажив белые бедра.

Он раздвинул коленом ее тесно сжатые ноги и провел ладонью по внутренней стороне мягкого белого бедра. Дыхание у него становилось все натужнее, так, словно он с трудом удерживал себя.

Перед глазами Джулии все кружилось, она сама не могла понять, что чувствует, но точно не гнев и не раздражение; сказать по правде, никто и никогда не был так нежен с ней.

А потом глазам Фалька открылось то, что заставило его, чуть ли не задохнуться, а его руку – замереть: бедра и ягодицы покрывали синяки, желтые, побледневшие и лиловые, совсем недавние.

– Что это? – спросил он, глядя в ее повернутое в сторону лицо.

– Ничего, – прошептала она.

– Скажи мне. – Она не отвечала, и он тряхнул ее. – Говори, англичанка. Это не падение с коня, а если ты кувыркалась с двуногой бестией, я должен это знать, потому что я не дам своего имени ублюдку, рожденному от другого!