Дорин Малек - У алтаря любви

Она совсем не была такой уверенной, какой казалась: ее сердце ушло в пятки, когда Ливия чуть не застала Юлию и Марка. Придя немного в себя, с улыбкой проводила свою соседку Порцию Скипию Кампанию. Та протянула ей пухлую руку.

– Очаровательный вечер, Ларвия. Уверена, Ливня Версалия останется довольна приемом.

– Благодарю вас.

– Моя дорогая, можно откровенно поговорить с вами? Я заметила кое-что интересное на прошлой неделе и сегодня вечером тоже. Признаюсь, это заинтриговало меня.

– В самом деле? – спросила Ларвия, не зная, что ожидать от этой дамы.

Порция кивнула головой.

– Почему этот огромный раб следует за вами, куда бы вы ни пошли?

Ларвия взглянула на Верига, стоявшего недалеко, и нахмурилась – Порция, жена квестора, или сборщика налогов, слыла известной сплетницей. Сказать что-нибудь ей, это все равно, что написать объявление крупными буквами на форуме.

– Это мой телохранитель, – прозвучал самый простой ответ.

Глаза у Порции расширились.

– Разве вам угрожает какая-то опасность?

Ларвия недоуменно пожала плечами.

– Не устояла против пожеланий деда: он беспокоится из-за обострившейся политической обстановки и считает, что из меня легко сделать жертву политических баталий.

– Уверена, мы достаточно цивилизованы, чтобы не дойти до этого, – ответила Порция, надевая на голову капюшон вечерней накидки.

– Хотелось бы надеяться на это, – кивнула Ларвия.

– Он галл? – поинтересовалась Порция, глядя в сторону Верига, который также неподвижно стоял у стены.

– А кто же еще? Разве вы не видите этот обруч на шее?

– Он очень красив. Волосы цвета спелой пшеницы и такие светлые глаза. Галлы – очень красивый народ.

– Вы бы сразу забыли, как он выглядит, если бы общались с ним ближе, – мрачно заметила Ларвия.

– Знаю, из них получаются очень плохие рабы, – согласно закивала головой Порция. – Муж говорит, что практически их невозможно покорить: они совсем не похожи на греков, которые философски относятся к своему рабскому положению и мирятся с ним, кельты же сражаются упорно, до самого конца.

Ларвия кивнула, с тревогой заметив, что Вериг, похоже, прислушивался к их разговору.

– Ну что ж, мне нужно идти. Еще надо найти своего дряхлого мужа, который, несомненно, напился лесбийского вина с этим глупцом Титом Лабином. Еще раз спасибо за прекрасный вечер. Спокойной ночи.

Ларвия еще долго провожала оставшихся гостей и последней – Ливию Версалию – до экипажа; остальные весталки последовали за ней во втором экипаже. На этом закончилась ее роль хозяйки. Она устало обошла дом, отдавая последние распоряжения по его уборке, и увидела Верига с горящим от возмущения лицом.

– Что случилось? – наконец нетерпеливо спросила она, упершись руками в бока.

– Можно поговорить с вами наедине, госпожа? – спросил он, произнося последнее слово, как богохульство.

Не говоря ни слова, Ларвия махнула рукой в сторону прихожей. Он вошел следом, закрыв за собою дверь.

– Я слышал, что вы говорили с этой женщиной обо мне, – сразу же выпалил он.

– Какой?

– С толстой, в голубом капюшоне.

– То, что она сказала, не имеет к тебе никакого отношения.

– Неужели вы испытываете чувство превосходства, когда обсуждаете меня, словно какую-то особую породу собак? – гневно спросил он. – Галлы непокорны, греки смиренны. Мы люди, госпожа Сеяна, а не охотничьи псы!

– Вы – рабы, – ответила Ларвия. – И помни об этом.

– Понимаю. Сейчас вы снова скажете, что можете приказать меня выпороть? Может, принести хлыст?

– К твоему сведению, сегодня вечером я спасла тебя от гораздо худшего, чем порка. Если бы желала тебе плохого, могла бы отдать этому центуриону Деметру – он испытывал огромное желание отомстить тебе за своего друга.

Вериг снова взглянул на нее, лицо его стало каменным.

– Видел его, – коротко ответил он.

– И это все, чем намерен отблагодарить?

– Любой на моем месте сделал бы все возможное, чтобы избежать плена. Его друг был убит во время моего побега.

– Он относится к этому несколько иначе.

– Так было на самом деле.

– Он схватил бы тебя в присутствии всех гостей, если бы мне не удалось остановить его.

– Не нуждаюсь в защите женщины, – коротко ответил Вериг.

– Я заступалась не за тебя, – возмутилась Ларвия. – Мой дед заплатил приличную сумму денег. Мне не хочется, чтобы они пропали.

Вериг уставился на нее, все у него внутри кипело, но он не произнес ни слова.

Ларвия встретила его гневный взгляд, и ей стало не по себе: она всегда так волнуется, разговаривая с ним, – это пугало ее.

– Зачем обращать внимание на то, что говорит эта Кампания? – раздраженно спросила она. – Всем известна ее бесконечная болтливость.

– Вы уделили ей много внимания.

– Просто беседовала.

– Вы соглашались с ней!

Ларвия удивленно смотрела на него.

– И кивали головой, – гневно добавил он.

– Пыталась избавиться от нее! Хотелось побыстрее отправить ее домой. Даже, если бы она заявила, что у нее на голове корона и она – богиня, я бы тоже кивала головой!

Вериг снова внимательно посмотрел на нее и ничего не ответил.

– И зачем мне разговаривать с тобой? – громко спросила себя Ларвия. – Зачем всегда спорить? – она закрыла глаза, затем снова открыла. – Иду спать. Нестор скажет, что нужно делать.

Он сразу же повернулся, чтобы уйти, но по какой-то непонятной причине Ларвия остановила его в дверях.

– Вериг, скажи, почему тебя так разозлил мой разговор с Порцией? – ее голос обрел прежнюю тональность. – Пора бы уже привыкнуть к тому, как римляне относятся к рабам.

Он медленно обернулся и посмотрел ей в глаза.

– Меня волнуют не римляне, а вы.

– Я римская женщина. Вериг отвел взгляд.

– Хочу, чтобы вы видели во мне человека, – тихо ответил он.

Ларвия молча смотрела па него, сердце учащенно забилось.

– И еще мужчину, – еще тише добавил он, выходя из комнаты.

У нее перехватило горло, протянув руку, успела ухватиться за полку рядом с ней – загремели терракотовые горшки и кувшины; беспомощно протерла глаза: неужели заразилась от сестры, став такой излишне эмоциональной? Как и Юлия, готова заплакать в любую минуту; закинув голову назад, еле удерживала слезы, хотя не хотелось, чтобы размазались подведенные углем глаза.

Почему Вериг так волнует ее? Он раб, а ей постоянно хочется забыть об этом и самой себе признаться, что на самом деле относится к нему, как к равному, как будто его бывшее положение срослось с ним и не утеряно, несмотря на военное поражение и его настоящее положение. Видимо, так и было на самом деле: его нельзя считать слугой, а просто человеком, которого обстоятельства заставили защищать ее, до тех пор пока не получит свободу. И она так и относилась к нему, и он это чувствовал, читал ее мысли, будто они произносились вслух.