Сабрина Джеффрис - В плену твоих желаний

Речь Лахлана вызвала недовольный ропот среди людей его клана. Венеция была потрясена. Лахлан не должен был брать на себя так много.

– Мне следовало бы тебя повесить, – злобно сказал граф.

– Нет! – Венеция бросилась вперед и встала перед отцом. – Я тебе не позволю!

– Я сказал, следовало бы, – проворчал он, – но это не означает, что я собираюсь сделать это. – Граф оглядел двор, в котором столпились все Россы, не понимая, кто теперь друг, а кто враг. – Судьба матери и всего клана зависят от него. Почему, ты думаешь, я никогда не пытался прежде добиться его ареста? Я знал, что он делает то, что считает правильным. – Лицо графа снова вспыхнуло гневом. – Но ты зашел слишком далеко, Росс, когда похитил Венецию.

– Твои люди едва не убили его, папа. – Венеция повернулась и с нежностью посмотрела на Лахлана, которого так любила. – Они избили его до полусмерти.

Красные пятна выступили на морщинистом лице отца. Ему явно было стыдно.

– Видит Бог, я этого не хотел. Я не хочу тебя наказывать, Росс. Мне нужно, чтобы ты отдал мне мою дочь и оставил нас в покое.

Лахлан судорожно вздохнул и произнес тихим хриплым голосом:

– Хорошо, сэр.

Ужасное предчувствие охватило Венецию. Сердце ее сжалось.

– Ты не можешь отдать меня назад, Лахлан! Ты мой муж.

Ошеломленный взгляд ее отца остановился на ней.

– Твой муж?

– Ваша дочь ошибается, милорд, – произнес Лахлан тем же безжизненным тоном, как в ту ночь, в Кингьюсси, когда старался вырвать ее из своего сердца.

Чувствуя, как внутри у нее все перевернулось, Венеция отошла от отца, не в состоянии поверить, что Лахлан мог такое сказать.

– Я твоя жена, Лахлан. Как ты можешь отрицать это?

Он даже не взглянул на нее.

– Брак не был законным, миледи, и вам это хорошо известно.

Когда низкий гул прокатился по толпе, отец Венеции спросил:

– Что вы имеете в виду, когда называете ваш брак незаконным?

– Мы произнесли обет на гэльском, сэр.

– Моя дочь не понимает по-гэльски, – воскликнул граф. Лахлан усмехнулся:

– Конечно, я обманом заставил ее повторять за мной слова. Никакой суд не утвердит такой брак.

Ошеломленное молчание повисло над толпой. Тетушка Мэгги вздохнула, а леди Росс принялась что-то бормотать себе под нос насчет безмозглых мужчин.

Лахлан решил бросить ее, черт бы его побрал. Он считает, что это будет справедливо по отношению к отцу и Венеции. Как только у него язык повернулся?!

– Вы не можете доказать, что я не понимаю по-гэльски. Все присутствующие здесь слышали, как я сказала, что все понимаю.

В первый раз за это утро Лахлан взглянул на нее:

– Можете вы повторить эту клятву сейчас, леди Венеция?

Его официальный тон ранил ее еще больше.

– Венеция? – поторопил ее отец. Она гордо выпрямилась:

– Здесь вам не суд. Я не обязана повторять обеты или что-либо доказывать. Моего слова вполне достаточно.

Отец схватил ее за руку.

– Мы заключили наш брак, вступив в супружеские отношения, – сказала Венеция, покраснев. – Мне кажется, это вполне достаточная причина.

Отец с удивлением уставился на нее, затем гневно посмотрел на Лахлана:

– Ты посмел уложить в постель мою дочь? Ты, подлый негодяй?

– Нет, – спокойно сказал Лахлан.

Венеция раскрыла рот от удивления. Он будет отрицать и это? Он хочет стереть из памяти те драгоценные мгновения? Да как он смеет!

– Она говорит другое! – рявкнул ее отец. – Зачем ей лгать?

– Потому что ей жаль меня и мой клан. Она думает, что поможет нам, если выйдет за меня замуж и отдаст мне свое состояние. У вашей дочери доброе сердце и проницательный ум. Она решила, что вы никогда не согласитесь на наш брак и не отдадите мне ее приданое, если она не будет обесчещена.

– Чертовски верно, я бы никогда не согласился.

– К счастью, она осталась чиста, сэр. – Взгляд его устремился к девушке. Вне всякого сомнения, в нем читалась нежность. – Ни один мужчина не смог бы нанести вред такому совершенному созданию, как ваша дочь.

Жгучие слезы подступили к глазам Венеции. Неужели он и вправду думает, что совершает доброе дело, освобождая ее от брака? Неужели он и в самом деле думает, что она спокойно уедет и оставит его? Черта с два она уедет.

– И тем не менее ты назвал это совершенное создание лгуньей.

Лахлан побледнел.

– Она не лгунья. Просто слишком усердно пытается мне помочь.

Венеция подошла к нему:

– То, что я люблю тебя, ничего для тебя не значит? Ты ведь тоже говорил, что любишь меня.

Внезапно в глазах его что-то вспыхнуло. Какая-то мука, боль, отчаяние, и в душе девушки шевельнулась надежда. Затем его лицо снова стало непроницаемым.

– Я много чего говорил вам. – Он сглотнул, затем продолжил тем холодным отвратительным тоном, который она терпеть не могла: – Это были наглые попытки получить то, что мне нужно, – ваше приданое, деньги, которые, как я думал, ваш отец был нам должен.

Ну хватит, это уже слишком. Венеция по-настоящему разозлилась. Она подошла вплотную к Лахлану, лицо ее пылало.

– Значит, ты меня не любишь?

Он посмотрел ей в глаза, выражение его лица говорило об обратном.

– Отправляйтесь домой, леди. Вам не место здесь, в этом разоренном поместье, где еле сводят концы с концами.

Венеция заметила, что пока он не смог заставить себя открыто сказать, что не любит ее.

– Меня все это совершенно не волнует! И мое место здесь, именно здесь! Спроси любого, скажут то же самое.

– Ваше место в вашей семье. Я думал, у меня есть серьезная причина забрать вас, но я ошибался. Вы можете это понять? У меня нет на это права.

Венеция прищурилась:

– Так вот о чем идет речь? Ты погрешил против своих собственных представлений о том, что правильно, а что нет, и теперь стараешься искупить это, совершив что-нибудь до глупости благородное?

– Я не собираюсь походить на своего отца, черт побери! – выкрикнул он, потом спохватился и стал говорить тише: – Мой отец отнял то, что ему не принадлежало, у своего друга, который не сделал ему ничего плохого. Он так никогда и не ответил за свой проступок. Я творил то же самое, сыпля соль на раны человека, который этого не заслужил. Ну что ж, больше этого не будет. Все кончено.

– Ты хочешь сказать, что собираешься искупить свои грехи, растоптав мое сердце?

Боль исказила его лицо, прежде чем он успел овладеть собой.

– Я отсылаю вас туда, где ваше настоящее место. Где вам надлежало оставаться всегда, если бы у меня хватило здравого смысла это понять. – Он смотрел вдаль, взгляд был отсутствующим, желваки заходили по его скулам. – Как только вы вернетесь в Лондон, вы увидите, что я прав. Найдете себе мужа, который будет достоин вас, и займете свое место в том обществе, к которому всегда принадлежали. Тогда вы забудете все, что здесь было.