Ланс Хорнер - Хозяйка Фалкохерста

Дорога вилась по одной из наиболее процветающих местностей во всей Алабаме. Изредка по пути попадались господские усадьбы, возведенные на некотором удалении от дороги, – из розового кирпича или белых досок, с изящными колоннадами. Впрочем, некоторые находились в плачевном состоянии, несмотря на то что на окрестных их полях гнули спины полчища рабов. Гораздо чаще, чем бастионы с колоннами, путникам попадались мелкие фермы, принадлежащие белым фермерам, едва сводящим концы с концами: убогие лачуги, роющиеся в грязи свиньи, куры перед дверью, неопрятная фермерша, развешивающая застиранное белье на крыльце, сам фермер с обгоревшей шеей, расчищающий новый участок под посевы. Иногда поблизости маячил помощник-негр, но чаще обходились без него, и фермер трудился либо один, либо вместе с сыновьями.

По пути им встретились два элегантных экипажа и одна открытая коляска, в которой ехала белая дама, спасавшая лицо от солнца крохотным черным зонтиком. Белые всадники, даже не будучи знакомы с Максвеллом, приветствовали его поклонами и провожали завистливыми взглядами фургон с темнокожей молодью, на Лукрецию же Борджиа, восседающую рядом с хозяином, пялились с откровенным восхищением. Остальные путешественники были в большинстве своем неграми: эти перемещались на замученных слепнями мулах с веревочной подпругой, курсируя между близлежащими плантациями. Они тоже кланялись Максвеллу и одобрительно рассматривали его спутницу.

На козлах царило молчание. Положение мистера Максвелла не позволяло ему вести пространные беседы с невольницей, хотя та могла бы засыпать его вопросами. Недаром он предупреждал ее, чтобы она умерила любопытство. Будь ее воля, она бы подробно расспросила нового хозяина о Фалконхерсте и о том, каким образом там выращивают чернокожих: ей очень хотелось поподробнее познакомиться с этим видом деятельности; однако Максвелл устал, пропылился, вспотел, и она знала, что разговора с ним не получится.

В полдень они остановились в дубовой роще. Земля под деревьями была устлана ковром из опавших листьев и желудей; здесь было гораздо прохладнее. Лукреция Борджиа развернула сверток с едой, собранной им в дорогу Хаммондами. Один пакет, завернутый в узорную салфетку, предназначался для Максвелла: в нем оказались холодный цыпленок, пшеничный хлеб и бутылка вина, которое Хаммонд не больно уважал; остальным пришлось довольствоваться кукурузными лепешками и яйцами вкрутую. Рядом протекал ручей, и Лукреция Борджиа воспользовалась возможностью вымыть лицо и руки. Максвелл позволил Мему допить за него вино, а тот поделился парой глотков с Лукрецией Борджиа. В бутылке оказалась терпкая, крепкая мадера; благодаря вину и чувству чистоты она ощутила себя посвежевшей.

Немного передохнув, они опять тронулись в путь. Прошло совсем немного времени, и снова начало казаться, что скрип колес будет вечно звучать у нее в ушах.

Перед закатом Максвелл нарушил молчание. – Совсем скоро будет Бенсон, – сказал он как бы про себя и добавил специально для Лукреции Борджиа: – Это ближайший к Фалконхерсту городок. Там есть магазин, таверна, банк, несколько домишек. Оттуда до нас всего мили четыре. Городишко совсем неприметный, но жить рядом с ним все-таки удобнее, чем где-то в глуши.

Лукреция Борджиа ответила нечто невразумительное. Она слабо разбиралась в городах, так как всего-то и бывала, что в Эмфории да в Марисбурге с миссис Маклин; селения, которые они проезжали в этом путешествии, совершенно ее не вдохновили. Город вообще для нее пустое место; она привыкла к жизни на плантации, только такое существование могло ее радовать. Нет ничего лучше, чем крутиться на плантации весь день, не зная отдыха.

Вскоре Максвелл свернул с главной дороги на проселок, заросший травой. Указывая на появившееся в отдалении строение, он облегченно вздохнул и молвил:

– Вот мы и дома, Лукреция Борджиа. – Затем оглянулся и крикнул: – Приехали, Мем! Наконец-то ты можешь размяться. Как только приедем, сделай мне горячий пунш и займись делами. Ух как пересохло в глотке! Ничего, от твоего пунша мне мигом полегчает. – Лукреции Борджиа он объяснил: – Я предпочитаю горячие напитки. Погорячее и послаще – так полезнее для здоровья. Такие вкусы были у моего папаши, вот я их и перенял.

По сравнению с плантацией Хаммондов Фалконхерст, [3]несмотря на свое звонкое имя, не производил сильного впечатления. Даже сравнение с Элм Гроув не свидетельствовало в его пользу. Здесь не было длинной аллеи, ведущей к Большому дому, – усадьба стояла почти у самой дороги. Раньше стены дома были выкрашены белой краской, но теперь она облупилась. Этот видавший виды особняк, сколоченный из досок, был довольно средних размеров, двухэтажный, с высокой крышей, крытой кедровой дранкой, вверху виднелись несимметрично расположенные мансардные окошки. Навес над верандой поддерживали подпорки в виде тесаных бревен и совсем не претендовали на архитектурную изысканность. Вдоль всего фасада тянулась длинная веранда, с нее внутрь дома вели несколько дверей. На веранде стояли кресла с плетеными сиденьями и бочки для сбора дождевой воды.

Впечатление от дома было сродни тому, которое производит старик в ветхой фетровой шляпе, потерявший почти все зубы. Однако это не помешало Лукреции Борджиа подметить, что дом сколочен основательно и что в нем вполне хватает места для большой семьи. Вокруг веранды благоухал ухоженный цветник; видно было, что хозяйка дома неравнодушна к красоте. Эта деталь благоприятно сказывалась на общем впечатлении от неказистой усадьбы.

Рядом с домом находился вместительный сарай, выполнявший роль конюшни, позади него теснились прочие хозяйственные постройки, напоминавшие издали небольшую деревню. Из сарая навстречу им уже бежали молодые негры с радостными криками: «Хозяин вернулся! Хозяин вернулся!» Всем не терпелось распрячь лошадей и разгрузить фургон, но Максвелл разогнал всех, оставив только одного – ладно сложенного молодца, откликавшегося на имя Зеб; Лукреция Борджиа вскоре узнала, что Зеб кучер миссис Максвелл и главный конюх на плантации. Он весь светился радостью, встречая хозяина; рады были и остальные, из чего Лукреция Борджиа заключила, что попала к доброму хозяину. Судя по всеобщему ликованию, рабы в нем души не чаяли.

– Уведи этих юнцов и девок в сарай и устрой их там на ночь! – приказал он Зебу. – С утра разберемся, где их разместить. – Максвелл спрыгнул с фургона и обошел его сзади. – А вы, Мемнон и Лукреция Борджиа, ступайте в дом.

В следующее мгновение он уже забыл о новых невольниках: его внимание переключилось на миловидную полную даму и мальчика лет пяти, цепляющегося за ее юбку, – те как раз появились в дверях.