Симона Вилар - Огненный омут

– Вы слышите этот шум? Это отъезжает та, которая займет ваше место в Нормандии. Вы же отныне становитесь свободной. Когда-то я лично хотел дать вам эту свободу и даже присылал своих людей в Руан.

– Я помню.

Она отвернулась. Глядела на воду, сбегающую в полукруглый, выложенный камнем водоем у стены. Сама стена, сложенная из серых булыжников и кирпича, уходила вверх на добрых десять саженей. Стена… Этот герцог говорит ей о свободе, но свобода обернулась для нее пленом.

– Я расспрашивал о вас, Эмма, – вновь заговорил герцог. – Вы королевского рода, образованны, пригожи. А главное – теперь вы свободны. Поэтому, поразмыслив немного, я имел смелость просить у вашего августейшего дядюшки соизволения жениться на вас.

Эмма только могла, что моргнуть. Это было настолько неожиданно, что у нее не нашлось слов. Ренье же продолжал говорить спокойно, словно обсуждал качество того или иного блюда или рассуждал об охоте.

– Конечно, я гораздо старше вас, но все же еще не старик, чтобы мне не требовалась жена и герцогиня. И вы мне подходите. Даже несмотря на ваше прошлое. Оно не смущает меня, ибо, видит Бог, я не считаю ни одного человека большим грешником, чем я сам. Поэтому я без колебаний предлагаю вам место подле себя на герцогском троне.

Я увезу вас в земли, где вас никто не знает и где вы сможете жить в надлежащем вам по рождению почете и богатстве. От этого брака выиграем и вы, и я. Я, породнившись с Каролингами и Робертинами и скрасив свои зрелые годы вашей юностью и красотой, вы же приобретете высокое положение, которое вряд ли получите здесь, где все помнят, что вы жили невенчанной женой Ролло и где, в лучшем случае, вас ожидает власяница кающейся грешницы и келия в монастыре. Вы видите, я откровенен с вами. Наш союз будет браком по расчету, и это хорошо, ибо столь юную женщину, как вы, только бы напугала страсть стареющего человека.

– Сударь, – наконец смогла вымолвить Эмма, – вы забываете, что пока Гизелла не стала женой Роллона, я все еще считаюсь таковой. К тому же у меня есть сын, с которым мне необходимо воссоединиться, как бы ни сложилась моя судьба.

– А зачем? Что вы можете дать своему ребенку, когда сами столь зависимы? А Роллон, я слышал, любит своих детей и никогда не обделит их. Я же – прошу меня понять – готов признать вас своей супругой и даже надеюсь, что в дальнейшем у нас будут дети, однако никак не намерен стать отчимом ребенку варвара.

Хотя речи герцога Ренье о Гийоме задевали Эмму, она нашла, что ей импонирует откровенность своего неожиданного поклонника. К тому же он прав: в Нормандии ее сын будет более обеспечен, чем с ней. Но решиться на разрыв с Ролло, на полный отказ от счастья видеть своего ребенка, Эмма не могла.

– Все, что вы говорите, сударь, лестно для меня, и я благодарна за оказанную честь. Поэтому и я буду откровенна с вами. Пока священник не соединит перед алтарем руки Роллона и Гизеллы Каролинг, я буду надеяться, что тот человек, которого я привыкла считать своим супругом, все же не откажется от меня. И поэтому не могу связать себя обязательством с вами.

– Ваши суждения идут от сердца, а не от рассудка. Но я вас понимаю. Вы любите этого варвара, а любовь и благоразумие редко сочетаются. Еще Плавт [72]писал, что «тот, кто влюбляется, с судьбой встречается более тяжкой, чем тот, кто бросается со скалы». Поэтому и вы готовы до конца мучить себя несбыточной мечтой. Я же знавал вашего Роллона и понимаю, сколь этот человек честолюбив и непреклонен. Он никогда не откажется от того, что добился.

И, жалея вас, я говорю: оставьте свои надежды, не разжигайте память о прошедшей любви. Ведь после зимы всегда приходит весна – душа и плоть набираются новых сил. А вы молоды, вам надо как-то продолжать жить.

Эмма подумала, что он опять прав. Жизнь идет своим чередом, и ей придется как-то существовать. Что ждет ее после женитьбы Ролло? После того, как ей не будет возврата в прошлое? Когда любовь исчезнет и она останется одна? А Ренье Лотарингский предлагал ей достойный выход, благодаря которому она не падет, забытая всеми, а поднимется до уровня Ролло, станет герцогиней.

И все же ей было тяжело, так тяжело… Ведь до последнего мига, пока Ролло не наденет кольцо на палец Гизеллы, она все еще будет надеяться вернуть любовь и возможность воссоединения. И она должна не упустить ни единого шанса, который бы давал ей надежду на это.

– Я готова принять ваше предложение, герцог. Но с одним условием: я должна присутствовать в Руане на венчании, я должна воочию убедиться, что тот человек мне более не принадлежит и я становлюсь свободной от всего, что меня с ним связывает.

Ренье склонился над водой в бассейне. Казалось, он разглядывает мокрые листья на его дне, а на деле он просто отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Он понял, на что надеется эта рыжая – на встречу с Роллоном, которая бы могла изменить все. Но он должен поймать ее на слове, выполнить ее просьбу, но не допустить этой встречи с язычником.

Ренье повернулся.

– Думаю, что я смогу выполнить это ваше условие. На Рождество в Руан съедется много народа, чтобы лично созерцать крещение Роллона. И хотя мои отношения с Роллоном не позволяют мне открыто явиться на церемонию, но думаю, что, путешествуя инкогнито, мы сможем побывать в Нормандии.

Он увидел, как вспыхнули ее глаза, но сделал вид, что не заметил. Сказал лишь, что хоть их помолвка до отъезда не будет объявлена, он будет навещать Эмму и относиться к ней как к невесте.

Эмма была готова хоть тотчас же отправиться в путь. Но Ренье не спешил, оттягивая отъезд, дабы прибыть в Руан к самому торжеству и тем самым, выполнив поставленное Эммой условие, свести на нет все ее усилия. Каждый вечер он посещал ее, величал своей невестой, одаривал богатыми подарками.

– Конечно, вам не нужны украшения, чтобы быть красивее прочих женщин, и тем не менее, я прошу вас это принять.

И он открывал ларец, где хранились серьги с подвесками или розетки из драгоценных камней, соединенных цепочкой, или широкие браслеты с чеканными узорами.

Эмма, как никогда, оказывалась равнодушной к оказываемому ей вниманию, оставалась невозмутимой при виде подарков. И хотя спокойное уважительное отношение Ренье благотворно влияло на нее, она ни на миг не представляла, что дело всерьез может дойти до супружества. Ренье дал ей надежду на встречу с Ролло, и она черпала в ней силы. И всячески, сдерживая нетерпение, старалась выяснить, когда же они поедут в Руан.

Ренье твердо обещал, но, ссылаясь на всевозможные дела, день изо дня оттягивал отъезд, держа Эмму в непрестанном напряжении. Проводя большую часть времени в одиночестве, она то приходила в ярость, то была тиха и печальна. Она ждала. Она настаивала. Она верила.