Кресли Коул - Бессмертная любовь

Когда она тихо ахнула, он прикоснулся языком к ее языку – и она ответила ему, желая, чтобы он вошел в ее рот и целовал так, как целовал в ту первую ночь в отеле. Но сейчас все было даже лучше, чем тогда. Он был агрессивным, но умелым. Он заставил ее таять, прижиматься к его эрекции, искать продолжения.

Он тихо зарычал и хрипло проговорил у самых ее губ:

– Мне невыносимо видеть, когда тебе больно. Я не допущу, чтобы тебе опять делали больно.

Она подалась вперед, инициируя новый поцелуй, погружая пальцы в его густые волосы.

Лахлан сорвал с себя рубашку – и Эмме захотелось сказать ему спасибо за то, что он открыл ее ладоням мышцы, которые перекатывались и напрягались при ее прикосновениях. Возбудившись еще сильнее – и нисколько этого не стыдясь, она просунула руку за пояс его брюк и обхватила пальцами его плоть.

Лахлан запрокинул голову и издал торжествующий крик, а потом резко задрал ей свитер и лифчик, открывая груди. Он начал целовать ей соски, обдавая кожу своим жарким дыханием, а потом стал их по очереди нежно прикусывать и посасывать, так что Эмма чуть не умерла от наслаждения.

К черту будущее, обязательства, страхи и все на свете!..

– Я тебя хочу! – выдохнула она, трогая влажную головку его члена.

Лахлан взял зубами ее сосок и тихо зарычал. Эмма выкрикнула:

– Хочу тебя всего!

Он застонал, снова обдав горячим дыханием ее влажную грудь, а потом выпрямился, глядя на нее так, словно не мог поверить в то, что услышал.

– Ты даже не знаешь, как мне приятно это слышать.

Свободной рукой она расстегнула молнию на своих брюках. Он наклонился и быстро помог ей освободиться от обуви и брюк. А потом снова начал ее целовать, словно знал, что Эмма вот-вот испугается. Новые поцелуи заставили ее выгибаться ему навстречу, лихорадочно водя рукой по невероятно длинному древку. Содрогаясь, Лахлан поднял ей ноги, заставив поставить ступни на столик. Широко раздвинув ей колени, он отвел в сторону ее трусики – и застонал при виде открытой плоти.

Почему-то она совершенно не застеснялась его внимательного взгляда. Его глаза были темными и жадными. Если говорить честно, то его взгляд заставил ее задрожать и увлажниться еще сильнее.

– Как долго я ждал! – Его голос звучал глухо. – Не могу поверить, – добавил он и снова приник к ее губам в таком жадном и долгом поцелуе, что она задохнулась и была совершенно ошеломлена.

Он снова по очереди втянул в рот ее соски, прикасаясь к ним языком. Ее пальцы сильнее сжали его плоть, а ее дрожь усилилась. В глубине ее тела настойчиво пульсировало желание, требовавшее удовлетворения. Почему он ее не трогает? Не входит в нее? Зачем только она попросила его не спешить?

Она была близка – Эмма это чувствовала. Она вот-вот наконец узнает то наслаждение, которого еще никогда не испытывала и которое могла только воображать.

Может быть, он хочет, чтобы она попросила его, – как он просил ее в душе? Она уже не считала себя выше этого…

– Пожалуйста, потрогай меня там! – взмолилась она, раздвинув ноги и полностью отдаваясь ему во власть. – Дотронься до меня. Поцелуй меня. Делай все, что хочешь…

Лахлан застонал и отрывисто пообещал:

– Я сделаю с тобой все. Тебе будет хорошо.

Она громко вскрикнула, когда его пальцы нежно погладили ее интимное место.

– Сколько влаги! – хрипло сказал он. – Ты как шелк. Он медленно провел пальцами вверх и вниз, заставив ее тело затрепетать, делая ее еще более влажной. А потом один палец вошел в нее – и не позволил Эмме отступить, как раньше. Лахлан заставил ее тело принять его, прижал ее к самому зеркалу. Невозможно было представить себе что-то более приятное. Эмма блаженно застонала, двигая ладонь вдоль его напряженного тела.

– Почему ты никогда не занималась любовью? – пророкотал Лахлан у самого ее уха и тут же зашипел, когда она взяла в руку его тяжелую мошонку.

Он это знал? Это настолько заметно?

– Не было никого… Для такой, как я, не было никого, кто бы… – Она попыталась найти слова, которые были бы равнозначны «кого бы мои родственники не убили». – Никого…

– Кто не сошел бы с дистанции? – Его губы изогнулись. Отчаянная ухмылка. Отчаянный оборотень. С такими медленными, жаркими ласками…

– Угу.

– Тогда хорошо, что мы нашли друг друга. – Он обхватил ладонью ее затылок, заставляя смотреть прямо на него. Указательный палец другой руки мерно входил в нее, пока подушечка большого гладила ее клитор. Эмма была рада, что он поддерживает ей голову, иначе она бессильно ее уронила бы. – Смотри на меня.

Она послушно открыла глаза, затрепетав ресницами.

– Ты моя, Эмма, – прохрипел он, задыхаясь. – Ты понимаешь, что я тебе говорю?

Его палец снова вошел в нее. Но на этот раз она приподняла бедра ему навстречу и прижалась к его руке. Ей необходимо было завершение, необходимо было, чтобы он погрузился глубже.

– Ты меня понимаешь? Навсегда. Она невольно нахмурила брови.

– У тебя есть кто-нибудь…

– Есть. Это ты, Эмма. Это всегда была ты. Ты – моя подруга. Моя нареченная.

Его слова звучали как обещание, как… клятва. Эмма растерянно прошептала:

– Н-но ты же сказал…

Зачем ему понадобилось говорить ей это сейчас, когда он неспешно описывает пальцем эти безупречные круги? Она слабо понимала то, что он говорил, – и ей хотелось, чтобы его пальцы продолжили играть с ее плотью, хотелось, чтобы он целиком вошел в нее.

– Ты говорил, что я просто… Секунду поколебавшись, он признался:

– Я тебе солгал.

Она застонала от досады. Проклятие, она была так близко!

– Зачем ты сказал мне это сейчас?

– Потому что сегодня у нас все начинается. И между нами не должно быть неправды.

– Начинается? – недоуменно переспросила Эмма. – Что ты имеешь в виду? Нашу совместную жизнь?

Когда он не стал возражать, Эмма застыла. «Совместная жизнь»! Для оборотня это означает навечно, а для бессмертного существа это не красивый образ. Она поспешно отодвинулась от него, натягивая трусики.

– Ты не собирался меня отпускать!

Она одернула рубашку и лифчик и невольно содрогнулась, когда ткань соприкоснулась с ее сосками.

– Не собирался. Мне нужно, чтобы ты была со мной. И я планировал, что к этому моменту уговорю тебя остаться.

Она тупо повторила:

– Нужно, чтобы я была с тобой?

Из-за неудовлетворенного желания ее тело ощущало дискомфорт, оно пылало и становилось непослушным.

– Все прошедшие годы я дожидался той самой женщины, которой суждено быть только моей. Эта женщина – ты.

– Ты сошел с ума! – огрызнулась Эмма, злясь на то, что ее тело по-прежнему томится от желания. – Я не могу быть твоей женщиной.

– Ты скоро поймешь, что ты дана мне и что мне нужна только ты. Ты узнаешь, что я неутомимо искал тебя все те века, которые я прожил. – Его голос стал низким и неровным. – Ах, Эмма! Я жил и искал так долго!