Дебора Рэли - Бурная ночь

– Какой судьбы? – нетерпеливо воскликнул отец. – Твоим наследием был бы разваливающийся дом и куча долгов.

Руки Фредерика сжались в кулаки, и он затрясся от еле сдерживаемого гнева.

Господи! Даже теперь отец отказывался признать свой эгоизм. По крайней мере, Фредерик не даст ему тешить себя мыслью о том, что у него не было иного выбора.

– О-да! Быть незаконнорожденным намного лучше. – Он пронзил старика испепеляющим взглядом: – Господи! Вы оставили меня на попечение ужасной женщины, избивавшей меня палкой, если оказывалось, что я плохо отполировал серебро.

– Нет, нет. – Отец обошел кресло, за спинкой которого стоял. В глазах его была тревога. – Клянусь, Фредерик, я этого не знал. Когда я отдал тебя на попечение миссис Гриффин, она обещала обращаться с тобой, как с собственным ребенком. Я каждый месяц посылал ей деньги на твое содержание и образование. Я не думал, что она способна на такое предательство.

Фредерик с минуту продолжал смотреть на человека, предавшего его, потом, резко тряхнув головой, отвернулся.

– Знаете, отец, меня ничуть не удивляет, что вы бросили меня, поручив чужому человеку заботу обо мне и ни разу не потрудились проверить, хорошо ли со мной обращаются. Вы доказали, что способны пожертвовать мной ради более важных и благих целей. Но мне трудно представить таким же бесчувственным Даннингтона. Он… – Фредерик был вынужден помолчать и откашляться. – Я думал, что он и в самом деле был ко мне привязан. Оказалось же, что он так же виноват в том, что вы лишили меня имени и всего, что мне причитается. Вы лишили меня имени, положения и наследства.

– Нет, Фредерик. Ты можешь винить меня, но не Даннингтона. – Лорд Грейстон сделал резкое движение к Фредерику, и рука его потянулась, чтобы сжать плечо сына. – Он покинул Винчестер через несколько дней после твоего рождения. Ему ничего не было известно о твоей судьбе, пока лет восемь спустя он не оказался по соседству.

– Он приехал сюда?

– Да. – Пальцы отца непроизвольно вцепились в плечо Фредерика. – Уверяю тебя, как только он узнал, что тебя нет в Оук-Мэноре, у него появилось намерение объявить всем, что ты мой законный сын, особенно когда он прибыл в Винчестер и узнал, как с тобой обращалась миссис Гриффин.

Глаза Фредерика презрительно сузились.

– И что же ему помешало это сделать?

– Саймон. – Рука лорда Грейстона, лежавшая на плече Фредерика, медленно расслабилась. – Он понял, что, вернув тебе права, он разрушит будущее Саймона.

Краткое облегчение при мысли о том, что Даннингтон не предал его намеренно, очень быстро миновало и сменилось осознанием того, что отец специально использовал инстинктивное желание Даннингтона защитить детей.

– Конечно. – Фредерик презрительно хмыкнул: – Как мудро было с вашей стороны скрыть свои грехи за рождением нового ребенка. Наверное, Даннингтон качал Саймона на колене в то время как вы объясняли ему всю вредоносность его поступка, если бы он вздумал обнародовать грязную правду?

Бледные щеки отца окрасил румянец стыда.

– Какое это имеет значение? – спросил он, отказываясь признавать, что использовал одного ребенка, предавая другого. – Мы пришли к соглашению, что Даннингтон пошлет за тобой, как только обоснуется в Лондоне, и я буду присылать ему значительные суммы на твое содержание и образование.

Фредерик слабо покачал головой. Он не мог осуждать своего бедного учителя.

Даннингтона напугала возможность выбора одного ребенка в ущерб другому.

По-видимому, он сделал то, что подсказывала ему совесть.

Повернувшись на каблуках, Фредерик сделал несколько шагов к камину и уставился невидящим взором на пляшущие языки пламени.

– И поставил условие, что вы будете принимать меня в Оук-Мэноре ежегодно и терпеть мое нежеланное общество?

Он услышал мучительный вздох отца, потрясенного этим прямым и неприкрытым обвинением.

– Нет, Фредерик, именно я настоял на том, чтобы ты ежегодно возвращался ко мне на несколько недель в году.

– Почему? Ясно, что в моем присутствии вы чувствовали себя несчастным.

– Я чувствовал себя несчастным, потому что меня угнетал стыд, – признался лорд Грейстон. – Я не мог смотреть на тебя и не понимать, как виноват перед тобой. И с каждым годом бремя моей вины все тяжелее давило на мою совесть. И все же я выяснил…

Против воли Фредерик повернулся и встретил мрачный взгляд отца:

– Выяснили что?

– Я выяснил, что, как бы больно это ни было, мне нужно было видеть тебя рядом. – Худое лицо отца было полно скорби. – Последние несколько лет были просто невыносимыми, я ждал и наделся получить от тебя хоть слово.

Фредерик замер, борясь с нежеланными угрызениями совести. Господи, он ведь ничего не был должен этому человеку. И конечно, не испытывал чувства вины, оттого что избавил их обоих от унижения и боли обязательных ежегодных визитов.

– А теперь, вне всякого сомнения, вы хотите, чтобы я предпочел остаться в Лондоне, а не вернулся в Оук-Мэнор, – насмешливо сказал он.

– Нет. – Отец покачал головой. – Можешь мне не верить, Фредерик, но я испытываю облегчение, от того что тебе открылась правда.

Фредерик издал безрадостный смех:

– Вы правы, отец, я вам не верю. – Он сделал шаг к стройному старику, который за несколько минут, казалось, состарился еще лет на десять. – Нет, если у вас было двадцать восемь лет для того, чтобы проявить благородство и честность, но вы этого не сделали.

Лорд Грейстон опустил голову, и глаза его потемнели, потому что, судя по всему, он принял нелегкое решение.

– Я был слишком труслив, чтобы увидеть и принять последствия своих поступков. Теперь же, когда все это не в моих руках, я готов встретить все, что мне уготовано.

Фредерик недоверчиво поднял бровь:

– Даже если я предпочту потребовать от вас признания законности моего рождения и тем самым разрушу вашу семью?

Без малейшего колебания отец ответил:

– Да.

– А как же Саймон?

– У Саймона нет настоящего интереса к Оук-Мэнору, к своим обязанностям и ответственности барона. Откровенно говоря, он был бы счастлив, если бы ему выделили приличное содержание и он жил бы с сознанием, что может и пальцем не шевелить. – Губы лорда Грейстона брезгливо скривились. – Не могу отрицать, что в твоих руках поместье будет процветать. Ты доказал, что обладаешь сноровкой и умом, необходимыми для того, чтобы земли приносили доход, а арендаторы будут уважать разумного человека больше, чем расфуфыренного щеголя. Не могу сказать, как часто я печалился, сознавая, что мне наследует именно Саймон, а не ты.

Фредерик на мгновение вспомнил странное чувство, когда проезжал через угодья поместья. Был момент, и этого нельзя было отрицать, когда он смотрел на дом и земли с удивительным чувством… будто имел на них право. Будто внезапно осознал, что Оук-Мэнор принадлежит ему.