Линда Ховард - Невеста Данкена

Но знать, что она должна рассказать ему, и знать, как рассказать, были две разные вещи. Она не могла просто заявить: «Я сегодня ездила в Биллингс, чтобы договориться о встрече с акушером, потому что беременна, и между прочим, пока была там, расплатилась по закладной». С другой стороны, это, несомненно, было бы хорошим примером убийства двух зайцев одним выстрелом.

Вернувшись домой приблизительно в четыре тридцать, она все еще была взволнована своими размышлениями. Никаких признаков грузовика Риза не было, возможно, он даже и не знает, что она отсутствовала. Если же он по какой-то причине приезжал домой, то сразу по возвращении начнет задавать вопросы, а чего она никогда не станет делать, так это лгать ему. Отсрочка разговора о закладной отличалась от прямой лжи.

Удивительно, насколько она устала, и удивительно, что при этом она чувствовала себя хорошо.

Если она правильно посчитала, где-то в конце октября или в начале ноября у нее появится его ребенок. Это знание походило на большое внутреннее тепло, и Маделин никогда не хотела чего-то сильнее, чем разделить его с ним. Только тревога Риза о ранчо удерживала ее от разговора с ним, потому что она не хотела заставлять его беспокоиться о чем-то еще. Жесткие линии на его лице стали глубже, а глаза в эти дни обычно были мрачными, поскольку он терял все, над чем так тяжело и так долго работал. Как она могла обременить его новостью, что теперь им придется оплачивать еще и медицинские счета?

Как она могла не сказать ему?

Пока она переодевалась, ее усталость внезапно стала нестерпимой. Она сражалась с ней, зная, что пришло время готовить ужин, но мысль обо всем предстоящем сделала усталость еще тяжелее, и ее внезапно замутило. Маделин прошиб пот, и она слабо опустилась на кровать. Что за великолепное время для «утреннего недомогания» – именно вечером в тот день, когда она так нуждалась во всех своих умственных способностях! Она минутку посидела, и тошнота прошла, но усталость оказалась сильнее. Она никак не могла набраться энергии даже для того, чтобы спуститься вниз; на веки и на конечности навалилось изнеможение, давя и на то, и на другое. Маделин со вздохом растянулась на кровати, ее глаза уже закрывались. Только короткий сон; это все, в чем она нуждалась.

Там и нашел ее Риз. Вернувшись домой, он обратил внимание, что свет на кухне не включен, но прежде чем войти в дом, позаботился о вечерних хозяйственных работах. Кухня была пуста, без каких-либо признаков готовящейся пищи, а дом странно тих.

– Мэдди? – Когда никакого ответа не последовало, его брови обеспокоено сдвинулись, проложив складку на лбу, и осмотрев нижний этаж, он начал подниматься по лестнице. – Мэдди?

Он включил свет в спальне, она была там, свернувшись бочком на кровати. Она не пошевелилась, даже когда зажегся свет. Он никогда не замечал, чтобы она дремала днем, и тотчас встревожился. Не заболела ли она? Утром она казалась здоровой. Риз был грязен после рабочего дня, но это его не заботило, когда он сел на край кровати и перевернул ее на спину. Маделин была теплой под его руками, но не горячей. Он потряс ее, и беспокойство сделало его тон резким.

– Мэдди, проснись!

Медленно затрепетав, ее веки поднялись, и она вздохнула.

– Риз, – пробормотала она, но не смогла удержать глаза открытыми.

Он потряс ее снова.

– Ты в порядке? Проснись. – Она неохотно очнулась, подняв руку, чтобы потереть глаза.

– Который час? – Затем она снова взглянула на него, вернувшись в сознание, и сказала: – О мой Бог, ужин!

– Ужин может подождать. С тобой все в порядке? – Ее сердце дрогнуло, когда она смерила его взглядом. Его стало серым от усталости, морщинки углубились, но в глазах светилось беспокойство, а не раздражение. Она неосознанно протянула руку и коснулась его щеки, погладив пальцами высокую линию скулы. Она любила в этом мужчине все, даже его упрямый характер. Она взяла его руку и опустила ее себе на живот.

– Я беременна, – прошептала она. – У нас будет ребенок.

Его зрачки расширились, и он глянул вниз на свою руку, лежащую на ее стройном теле. С того времени, когда она прекратила принимать противозачаточные таблетки, каждый раз занимаясь с ней любовью, он знал, что может оплодотворить ее, но высказанная реальность о ее беременности все еще была подобна физическому удару. Под его рукой рос его ребенок, полностью защищенный в ее небольшом плоском животе.

Он скользнул с кровати, встав рядом с ней на колени, все еще ошеломленный.

– Когда? – напряженно спросил он.

– В последнюю неделю октября или в первую неделю ноября.

Он расстегнул пуговицу и молнию на ее джинсах, затем отогнул края материи, чтобы коснуться кожи. Сдвинул ее трикотажную рубашку и медленно наклонился вперед, сначала – прижавшись к животу легким поцелуем, затем – опустив на него щеку. Маделин погладила его волосы и задумалась, будет ли ребенок таким же темноволосым, как он, или унаследует ее светлые волосы и оттенок кожи. Это были такие новые, изумительные размышления об их ребенке, созданном из обжигающей страсти, которая все еще горела меж ними. Внезапно следующие семь месяцев ожидания, прежде чем можно будет подержать его, увидеть, как сильные руки Риза станут нежными, когда он будет укачивать своего ребенка, показались слишком долгим сроком.

– Ты хочешь мальчика или девочку? – Все еще шепотом спросила она, как будто нормальная речь могла испортить сладость момента.

– Это имеет значение? – Риз протерся своей грубой щекой о ее живот, его глаза закрылись, наслаждаясь нежностью.

– Не для меня.

– И не для меня. – В комнате росла тишина, пока он полностью впитывал новость; потом он, наконец, поднял голову. – Ты чувствуешь себя больной?

– Меня немного тошнило, но по большей части я была ужасно уставшей. Я пыталась, но просто не смогла удержать глаза открытыми, – сказала она извиняющимся тоном.

– А сейчас ты в порядке?

Она задумалась, мысленно проверяя себя, затем кивнула.

– Все системы работают.

Он отступил и позволил ей подняться на ноги, затем прижал Маделин к себе и склонился к ее рту. Выражение его глаз было напряженным, когда он наградил ее твердым, отрывистым поцелуем.

– Ты уверена?

– Уверена. – Она улыбнулась и обвила его шею, сцепив руки и позволяя себе повиснуть на них. – Ты узнаешь, если я почувствую себя нездоровой. Я позеленею и опрокинусь.

Он обхватил руками ее ягодицы и прижал к себе, снова целуя ее, и на сей раз, в поцелуе не было ничего отрывистого. Маделин обняла его крепче, ее глаза закрылись, когда знакомая близость наполнила ее теплом. Она любила его так, что иногда это пугало ее; Маделин надеялась, что он будет помнить об этом.