Филиппа Грегори - Другая Болейн

Перед нами стоял король собственной персоной.

— Георг, не могу позволить тебе провести весь вечер в разговорах с сестрой, ты и так предмет зависти всего двора.

— Без сомнения, — со всей возможной придворной куртуазностью произнес брат. — Две сестры-красавицы и ни одной заботы.

— Сдается мне, пора начинать танцы, — объявил король. — Ты пойдешь в паре с госпожой Болейн, а я с госпожой Кэри.

— Почту за счастье. — Георгу даже оглядываться не надо было, только щелкнул пальцами — Анна, всегда наготове, тут как тут.

— Мы танцуем, — скомандовал брат.

Король взмахнул рукой, музыканты заиграли контрданс, составился круг из восьми танцоров, танец начался, сначала в одну сторону, потом в другую. Прямо передо мной знакомое, красивое лицо Георга, рядом гладкое личико Анны. Выражение на лице — будто изучает новую книгу. Сестра внимательно, словно читала псалтырь, всматривалась в настроение короля. Поглядывала то на меня, то на него, наверно, пыталась определить, насколько сильно и неодолимо его желание. И даже не повернув головы, проверила — а в каком настроении королева, что видит, что чувствует.

Я усмехнулась про себя. Анна и королева — нашла коса на камень, никто не в силах пробраться сквозь внешний лоск этой дочери Испании. Анна — придворная дама до мозга костей, второй такой не сыскать, но она рождена быть подданной. Королева Екатерина рождена принцессой. С той минуты, как она научилась говорить, научилась и держать язык за зубами. С той минуты, как сделала первые шаги, научилась поступать осмотрительно и говорить милостиво и с богатым, и с бедным, ибо никогда не знаешь, кто тебе понадобится — бедный или богатый. Королева Екатерина владела интригой и играла в придворные игры богатейшего двора еще прежде, чем Анна родилась на свет.

Сколько Анна ни пытайся разгадать, каково королеве видеть меня так близко к королю, видеть наши взгляды, утопающие друг в друге, желание, подымающееся в обоих горячей волной, королева никогда не выдаст своих чувств, на лице ее написан лишь вежливый интерес. В конце каждой фигуры танца она одобрительно хлопает в ладоши, хвалит танцоров. Вдруг танец кончился, Генрих и я застыли, ни музыкантов, ни танцоров вокруг, чтобы укрыть нас, заслонить. Мы одни, выставлены напоказ, все еще держимся за руки, в молчании не сводим глаза друг с друга, мы вместе. Вот так бы и стоять целую вечность.

— Браво, — раздался уверенный, твердый голос королевы. — На редкость красиво.

— Он пошлет за тобой, — сказала Анна в тот вечер, когда мы раздевались у себя в комнате. Она уже сняла платье и тщательно его расправила на комоде в изножье кровати, положила чепец рядом. Туфельки заботливо поставлены одна подле другой под кровать. Сестра вытащила ночную сорочку и села перед зеркалом расчесать волосы.

Протянула щетку мне и закрыла глаза, пока я нежно расчесывала ее длинные, до пояса, волосы.

— Или сегодня, или в крайнем случае завтра днем. Пойдешь?

— Пойду, конечно.

— Только помни, кто ты, — предупредила сестра. — Не давайся сразу же, с порога. Никаких тайных углов второпях. Приличная комната и приличная кровать.

— Посмотрим.

— Это важно, — нахмурилась она. — Если он подумает, тебя можно взять как маленькую потаскушку, он тебя возьмет и тут же забудет. Неплохо было бы продержаться чуть подольше. Если отдашься слишком легко, его хватит на раз или два, и все.

Я взяла прядь ее мягких волос и принялась заплетать косу.

— Ой, — вскрикнула она. — Не тяни так сильно.

— А ты перестань поучать. Оставь меня в покое, дай мне самой с этим справиться. Пока что все неплохо получается.

— Это еще полдела. — Она пожала плечами, белыми и гладкими, улыбнулась своему отражению в зеркале. — Любая дурочка сумеет понравиться мужчине. А вот попробуй его удержать.

Стук в дверь. Мы обе замерли. Темные глаза Анны взглянули в глаза моего отражения в зеркале. Я уставилась на нее.

— Вдруг король?

Но я уже открывала дверь.

Там стоял Георг — бордовый замшевый камзол, тот, что был на нем во время ужина, сорочка сверкает сквозь прорези белизной полотна, на темноволосой голове — бордовая же шапочка, расшитая жемчугом.

— Vivat! Vivat Marianne! [14] Да здравствует! Да здравствует Марианна! (фр.) — Он шагнул в комнату и закрыл за собой дверь. — Он приказал пригласить тебя на бокал белого вина. Мне велено извиниться за поздний час, но венецианский посол только что отбыл. Весь вечер говорили только о войне с Францией, и теперь он полон страсти к Англии, Генриху и святому Георгу. Уверяю тебя, ты вольна поступать, как сочтешь нужным. Можешь выпить бокал вина и вернуться в свою постель. Ты сама себе хозяйка.

— Он уже что-нибудь предложил? — встряла в разговор Анна.

Георг закатил глаза к потолку и выговорил сестре:

— Немного сдержанности не повредит. Он же не покупает ее, ну, не в открытую. Ее приглашают на бокальчик вина. Ценой мы сочтемся попозже.

Я вдруг вспомнила.

— Мой чепец! Анна, скорее, заплети мне волосы. Она покачала головой:

— Прямо как ты есть, с волосами, рассыпавшимися по плечам. Смотришься, как девственница в день венчания, правда, Георг? Именно то, что ему надо.

Брат кивнул:

— Весьма хороша. Расшнуруй ей чуток корсаж.

— Ей полагается быть дамой.

— Чуть-чуть. Мужчины любят бросить взгляд на то, что покупают.

Анна слегка распустила шнуровку, расшитый перед корсажа немного ослаб. Она потянула его вниз, к талии, так куда более соблазнительно.

— Превосходно, — кивнул брат.

Она отступила назад и оглядела меня с тем же выражением, с каким наш отец осмотрел бы кобылу прежде, чем отправить ее к жеребцу.

— Неплохо бы помыться, — внезапно решила сестра. — По крайней мере подмышки, и передок не забудь.

Я жалобно поглядела на Георга, но он решительно кивнул:

— Да, помойся. Он от дурных запахов приходит в ужас.

— Давай-давай! — Анна повелительно указала на кувшин и тазик.

— Тогда вы оба выйдите.

Георг повернулся к двери.

— Мы подождем снаружи.

— И задницу, — Анна уже закрывала за собой дверь, — главное, не забывать про задницу. Чистота везде и во всем.

Закрытая дверь оборвала мой ответ — весьма неподобающий для юной леди. Я быстро сполоснулась холодной водой и насухо вытерлась. Взяла у Анны со столика цветочной воды, подушила волосы, шею и ноги у самых бедер. Потом открыла дверь.

— Чистая уже? — резко спросила сестра.

Я кивнула.

Она смотрела на меня с тревогой:

— Тогда иди. И посопротивляйся хоть немножко. Пораздумывай, посомневайся, не давайся ему сразу в руки.

Я отвернулась. Мне уже немного надоели ее глупости.

— Девочке тоже полагается хоть какое удовольствие получить, — ласково произнес Георг.