Кэтрин Кинкэйд - В поисках любви

Алекс засмеялся, снова придя в хорошее настроение.

– Ступай готовиться к отъезду, дружище. И не забудь купить еще один железнодорожный билет – для няни.

После очередной ссоры с Рози и бурного, со слезами, расставания Эмма устремилась в наемном экипаже на вокзал. Вскоре она уже была на платформе. Перед ней стояли несколько сундуков и деревянных ящиков, в которых находилось все ее имущество. Она в волнении вытягивала шею, высматривая Александра Кингстона. Он все не появлялся. Тогда Эмма с интересом огляделась.

Вокзал представлял собой величественное здание, украшенное мрамором и бронзой, однако его портила толпа. В ожидании прибытия и отправления поездов индийские семьи разбивали целые лагеря, захватив с собой постели, посуду и верных слуг. Здесь, на вокзале, они вели повседневную жизнь во всей ее красе, не обращая ни малейшего внимания на окружающих.

Рядом в поисках пропитания разгуливали собаки, куры и даже одна корова. Разносчики с подносами на головах бойко торговали зелеными кокосами, плодами манго, лимонадом, содовой водой и крепким ароматным чаем. Вдоль вокзала протянулись лотки, с которых можно было купить апельсины, бананы, инжир, острые закуски, всевозможные сладости и холодный шербет.

Шествуя по вокзалу, Эмма то и дело натыкалась на торговцев стеклянными браслетами и глиняными фигурками, разрисованными яркими птичками и цветами. Она то и дело уклонялась от попрошаек, цеплявшихся за ее подол и насильно демонстрировавших свои гноящиеся раны и изуродованные конечности.

Помочь всем она не могла, а от помощи хотя бы одному ее настоятельно предостерегли – нищие начнут буквально осаждать ее, пытаясь добиться милостыни для себя. Кроме того, Эмма не раз замечала, что, получив подаяние, древние старухи выпрямляются и удаляются прочь молодой походкой, а изуродованные члены чудесным образом превращаются в здоровые. Тем не менее, ей было трудно закрывать глаза на людские мучения. Одетая и обутая, она чувствовала себя виноватой перед теми, кто щеголял в рубище и босиком.

– Где же вы, мистер Кингстон? – бормотала она себе под нос. – Надеюсь, вы не будете пытаться улизнуть от меня!

Пронзительный свисток оповестил о прибытии поезда, который спустя мгновение появился из-за поворота, изрыгая дым и издавая оглушительный шум. Эмма еще крепче прижала к груди ридикюль, уповая на то, что ей и ее свежеиспеченному хозяину предстоит сесть в другой состав.

Со дня своего прибытия в Индию Эмма усердно изучала язык хинди, однако пока что не освоила его в достаточной степени, чтобы легко объясняться с незнакомыми людьми. Неподалеку от нее по платформе расхаживали несколько европейцев, но Эмме не хотелось к ним обращаться из опасения, что они станут задавать вопросы, на которые она не решалась отвечать даже самой себе. Она уговорила Рози распространить слух, будто она уехала в Дарджилинг навестить старых друзей семьи, и сверх того обнадежить Гриффина, передав ему, что, вернувшись, она уделит ему больше времени. Полностью перечеркивать шансы на будущее не было смысла: если в Центральной Индии все сложится не так, как она надеялась, она, возможно, будет рада вернуться в Калькутту и выйти замуж за Персиваля, если тот, конечно, ее дождется. Поэтому ей не хотелось повстречать на вокзале людей, знакомых с Рози и Уильямом и способных впоследствии опровергнуть слухи об ее отъезде в Дарджилинг.

Паровоз с душераздирающим лязгом остановился прямо перёд Эммой. Из вагонов высыпали пассажиры. Эмма сразу заметила, что индийцы и индианки путешествуют раздельно: мужчины – в одном вагоне, женщины – в другом. Европейцам отводились отдельные купе. Как поедут они с Александром Кингстоном? Неужели у них будет одно купе на двоих?

Из вагона вышла группа индийских женщин в ярких сари, и Эмма ахнула. Она впервые наблюдала так близко женщин высшего сословия. Легкие одежды обвивали их стройные фигуры, глаза слепило от невероятных сочетаний красного, синего, желтого, оранжевого цветов. Алый цвет на их одеждах был не просто алым, а переливался золотыми, серебряными, бронзовыми оттенками. Из другого вагона вышли женщины в коротких атласных юбках бледно-вишневого и изумрудно-зеленого цветов, отделанных золотой бахромой; на этих женщинах переливались многочисленные украшения, в их блестящих черных волосах красовались цветы. Они совершенно не походили на женщин в сари и, казалось, говорили на другом языке. Эмма любовалась ими со смесью любопытства и восторга.

– Парсы, – раздался позади нее мужской голос. Эмма резко обернулась и поняла, что Александру Кингстону снова удалось приблизиться к ней незамеченным. – Женщины, на которых вы смотрите, – парсиянки.

В этот момент на платформу опустилась стайка птиц, которые принялись клевать, соревнуясь друг с другом, хлебные крошки.

– А эти птички вам знакомы? – Кингстон обращался к ней спокойно и учтиво. – Их называют «семь сестер», потому что они всегда летают стаями по семь птиц.

Ему не удалось заморочить Эмме голову.

– В данный момент птицы меня не волнуют. Где вы пропадали? Только что подошедший поезд – наш?

– Наш, но не беспокойтесь, у нас есть еще много времени. Без нас он не уйдет.

Алекс подозвал жестом нескольких полуодетых слуг, у которых штаны заменяло, как это часто бывает у индийцев, избыточное количество материи. Эмма припомнила, что подобного рода набедренные повязки называются дхоти. Позади Кингстона стоял высокий надменный слуга, с которым она уже была знакома. Кингстон кивком указал на багаж Эммы, и люди в дхоти набросились на ее сундуки и ящики.

– Предупредите их, чтобы были поосторожнее! – взмолилась Эмма. – Не хватало только, чтобы ящики развалились и моя одежда высыпалась на перрон всем на обозрение.

– Особенно белье! – Кингстон усмехнулся. – Вот будет трагедия!

Тем не менее он что-то сказал подручным, и те тут же стали обращаться с сундуками Эммы, исчезавшими в вагоне, гораздо бережнее.

Эмма облегченно вздохнула и принялась изучать Кингстона из-под полуопущенных ресниц. Нынче он был одет в элегантный темно-синий дорожный костюм в мелкую полоску, сидевший на нем как влитой. Из кармашка темно-бордового жилета выглядывала золотая цепочка от часов. И одеждой, и манерами он был вылитым англичанином, но в то же время он был слишком смугл, слишком подвижен и до неприличия красив, чтобы походить на остальных европейцев.

Внезапно Эмму охватил страх. Как ее угораздило броситься за этим экзотическим чужестранцем в глубь неведомой страны? Она почувствовала его прикосновение к своей руке и услышала вкрадчивый голос:

– Вы не передумали, мисс Уайтфилд? Пока еще не поздно.