Вирджиния Спайс - Любовь не предает

Париж, апрель 1799 года

Она сидела на краешке стула, гордо выпрямив спину. Во взгляде блестящих карих глаз читалось плохо скрытое презрение и еще не утраченное чувство собственного достоинства. Последнее, впрочем, было весьма неуместно в ее нынешнем положении.

Когда девушка вошла, Баррас сразу обратил внимание на ее руки. Тонкие и изящные, теперь они были спрятаны в потрепанной темной муфте, вероятно, для того, чтобы скрыть нервную дрожь пальцев. Или же сегодняшней посетительнице внезапно «стало холодно», как это часто случалось с теми, кого вызывали в приемную Директории. Заметный слой пыли на потертых ботинках девушки говорил о том, что ей пришлось идти по улице пешком, но она даже не пыталась скрыть этого обстоятельства от изучающего взгляда стоящего перед ней мужчины. «Проклятые аристократы, – с раздражением подумал Поль Баррас, – даже лишенные всех своих привилегий, они осмеливаются задирать нос перед теми, кто сейчас держит в руках усмиренную Французскую Республику. Да как смеет эта невзрачная девица выказывать мне пренебрежение, мне, самому великому и могущественному вдохновителю нового режима! Да понимает ли она, что я могу уничтожить ее всего одним росчерком пера? Стоит мне только захотеть, и сегодня же ночью ей придется изображать пылкую страсть в моих объятиях и выполнять самые изощренные желания. Или… или потом оставшуюся жизнь она станет корить себя за то, что не приложила всех усилий ради спасения отца!»

– Гражданка Катрин Шатовье, – губы главы Директории растянулись в широкой хищной улыбке, – полагаю, вы уже догадались, почему я вызвал вас?

– Вовсе нет, гражданин Баррас. – Она пренебрежительно повела плечами. – Ведь ваш посланник даже не удосужился сообщить мне, в чем дело!

– Так вы в самом деле ничего не знаете, бедное мое дитя? Тогда все это действительно ужасно! Проделать такой утомительный путь из анжуйской глуши в Париж, двое суток трястись в разбитом дорожном экипаже и только для того, чтобы узнать… Гражданка Шатовье, я вынужден сообщить вам одну крайне печальную новость. Ваш отец уже неделю находится в тюрьме Консьержери за участие в заговоре против Французской Республики!

– Мой бедный отец в Консьержери!

Девушка вскочила, смертельно побледнев, и подбежала к окну, будто хотела увидеть из него то ужасное место, где томился сейчас единственный дорогой для нее человек.

– Но это, наверное, какая-то нелепая ошибка! Мой отец никогда не был заодно с противниками нового режима. Боже мой, не могу поверить своим ушам. В тюрьме Консьержери!

– Вам хорошо знакомо это место, не так ли? Еще бы! В девяносто четвертом году вы ведь провели там три самых долгих месяца в своей жизни вместе с вашим отцом, бывшим графом. И вот теперь гражданин Шатовье снова оказался в Консьержери, подумать только! А еще говорят, что нельзя дважды войти в одну и ту же воду. Как видно, в наши смутные времена все старые аксиомы терпят крах.

– Так в чем же обвиняют отца?

– Вы же знаете, что за последний год он несколько раз ездил в Париж и, как мне известно, всегда отказывался брать вас с собой. Причина этого очевидна – ваш отец встречался в столице с эмигрантами, незаконно пересекавшими французскую границу. При обыске были обнаружены письма, подтверждающие его причастность к заговору против Франции. Надеюсь, вы понимаете, что этого более чем достаточно, чтобы отправить вашего отца на гильотину?

– Да, я понимаю, гражданин Баррас. – Катрин де Шатовье устало опустилась на стул. – Вы вызвали меня в Париж, чтобы сообщить об этом?

– Нет. – На губах главы Директории снова появилась неприятная, хищная улыбка. – Ради такой мелочи я даже не стал бы тратить на вас время, гражданка Шатовье. Но я хочу дать вам шанс спасти вашего неразумного отца от ожидающей его тяжкой участи.

Баррас наполнил глубокий бокал белым вином. Он молчал, давая этой гордячке прийти в себя от услышанного и принять нужное ему решение. Оценивающий взгляд главы Директории внимательно скользил по ее лицу и фигуре: он пытался объективно оценить шансы девушки. Конечно, надо было бы быть полным глупцом, чтобы не видеть, что Катрин де Шатовье совсем не подходит на роль блистательной соблазнительницы красивого, умного и требовательного мужчины! Ее бледное лицо и угловатая худощавая фигурка, облаченная в старомодный темно-серый плащ, шляпка с обтрепавшимися полями были способны вызвать в мужчине скорее жалость, чем желание. Но, с другой стороны, может быть, это как раз и есть то, что нужно? Ведь за графом Мелвернским вот уже два года увиваются самые блистательные красавицы Европы. И тем не менее ни одной из них до сих пор не удалось завоевать хотя бы крохотный островок в его сердце. Что если как раз эта лишенная светского налета дочь обнищавшего и опального французского аристократа окажется способной если не возбудить мужской интерес, то хотя бы завоевать его доверие? А большего и не требуется. В конце концов, ведь новизна всегда так притягивает…

В любом случае сейчас нет другой кандидатуры, а письма, способные навсегда погубить его, Барраса, будущее, по-прежнему надежно спрятаны в тайниках мелвернского особняка. И он не сможет спокойно спать, пока собственноручно не уничтожит опасную переписку.

– Итак, насколько я понимаю, гражданин Баррас, – начала Катрин, первой прервав затянувшееся молчание, – вы хотите потребовать от меня выполнения каких-то услуг взамен за свободу моего отца. Это так, я не ошибаюсь?

– Всегда приятно иметь дело с людьми, которые с полуслова понимают, чего от них хотят, – довольно подтвердил ее предположение глава Директории. – И вдвойне приятно иметь дело с умными людьми… Действительно, гражданка, вы все правильно поняли. Я в самом деле собираюсь потребовать от вас выполнения одной услуги. После чего ваш отец тотчас же получит свободу. Как я вижу по вашему лицу, вы заранее на все согласны?

– Я не в силах отказаться, когда на карту поставлена жизнь отца. Объясните, что я должна сделать.

– Как говорится, услуга за услугу, моя дорогая. А, вернее, письма в обмен на свободу.

– Что это значит, месье?

– Гражданин, – поправил ее Баррас, слегка поморщившись. – Это значит, гражданка Шатовье, что вы должны будете отправиться в Англию и похитить нужные мне бумаги у одного известного английского аристократа.

От удивления девушка вскочила.

– Как вы сказали? Отправиться в Англию? Потом пробраться в дом какого-то знатного вельможи и выкрасть прямо у него из-под носа нужные вам бумаги? – Катрин смотрела на Барраса, не веря в серьезность сказанного им. – Помилуйте, гражданин Баррас, что вы мне предлагаете! Я соглашусь на все ради спасения жизни отца, но такое мне не по силам. Я даже не могу представить, как можно это сделать!