Ширл Хенке - Упрямица

На протяжении первого дня пути старик был почтителен и сдержан соответственно своему низкому общественному положению – ведь он был всего лишь простым табунщиком, сопровождающим господина. В тот вечер Николас откупорил бутылку мескаля, когда они устроились рядышком у огня, готовя себе примитивный ужин. Хлебнув порядочный глоток живительного напитка, Фортунато протянул бутыль старику:

– Эта штука согреет нас ночью.

Хиларио изумился. Он не сразу потянулся за бутылкой. В его умных, далеко не старческих глазах вспыхнуло любопытство. Он изучающе посмотрел на хозяина:

– Война сильно изменила вас, сеньор.

– Жена мне сказала то же самое.

Ник хитро улыбнулся.

– В былые времена вы меня и близко бы не подпустили к себе, – сказал Хиларио.

Жилистый, иссушенный ветрами вакеро аккуратно приложился к горлышку, сделал маленький глоток и вернул бутылку патрону.

Без колебаний Фортунато повторил процедуру. Бутыль вновь перешла в руки его спутника. На этот раз старик действовал смелее. Блаженное тепло ощутили и хозяин, и работник.

– В былые времена у нас не было общих дел.

– Да, тогда вы были еще юнцом… Что ж, мы все взрослеем, стареем и, может быть, умнеем… если судьба к нам благосклонна. Но бывает и наоборот. Нельзя предугадать, как распорядится судьба. С судьбой не поспоришь…

Николас удивленно приподнял бровь:

– Ты рассуждаешь как заправский солдат.

– Я научился принимать все, что судьба мне пошлет. Не думаю, что Господь и его ангелы больше интересуются каким-то табунщиком, чем солдатом. И тот, и другой им одинаково безразличны. Это лишь глупые пеоны молятся Богу и надеются впустую, что Бог их услышит.

Он начал скручивать сигарету. Николас сделал то же самое.

Они покуривали и прикладывались к бутылке в обоюдном молчании.

– Я расскажу вам историю о пеонах в Пуэбло-Сан-Исидор.

От выпитого мескаля глазки старика заискрились.

– Это поместье моего соседа, старого дона Эстебано? Не так ли? – спросил Фортунато.

– Да. Но эту злую шутку судьба могла сыграть с любым, кто трудится на земле. Не берусь утверждать, что это чистая правда, но…

Старик напустил на себя простодушный вид и начал свой рассказ:

– Как раз накануне сева пеоны пришли к священнику и попросили разрешения вынести на поле статую их святого покровителя, чтобы солнце хорошо прогрело пахоту и урожай стал бы богатым. Священник дал согласие, и они так и поступили. Зерно пошло в рост, и молодые побеги наливались соком на славу, но затем солнце раскалилось докрасна, наступила страшная засуха, и растения стали хрупкими, ломкими.

Опять крестьяне пристали к священнику и потребовали у него статую Богородицы. И опять тот согласился, и Святую Деву поставили в поле, чтобы она на этот раз вымолила дождь. Что ж, дожди начались, но не такие, о которых они просили, а разверзлись хляби небесные, и жуткий ливень зарядил на много дней. А когда он наконец прекратился, все злаки прибило к земле. Весь урожай погиб. Остался лежать в грязи и сгнил на корню.

В третий раз пришли селяне к священнику. Теперь уже за статуей самого Иисуса Христа.

«Боже мой! – вскричал падре. – О чем вы будете молиться теперь – о дожде или о солнце?»

«Нет, – ответил староста. – Мы хотим отнести Иисуса в поля и показать ему, какая у него неразумная мать».

Пока Фортунато от души смеялся, Хиларио добрался до донышка бутылки.

– Как я сказал вам, патрон, это всего лишь безобидная сказочка.

Сквозь смех Ник предупредил старика:

– Не думаю, что падре Сальвадор одобрит ее, если услышит.

– Тьфу! Он-то, конечно, взовьется до потолка, наложит на всех такую епитимью, что мозоли на коленях у нас станут потверже, чем на руках.

– Он и мою мать заставлял молиться без устали, насколько я помню, – поделился Ник со стариком сведениями, почерпнутыми из рассказов Лусеро о своем детстве и юности.

Хотя Лотти Форчун не увлекалась религией, но между братьями было то сходство, что оба они страдали от равнодушия к ним матерей.

– Она привезла его с собой как личного исповедника, когда явилась, чтобы обвенчаться с твоим отцом. Он предан только донье Софии, а на остальных ему наплевать.

– Думаю, что он настраивал мать против отца.

– А вашего отца против вашей супруги. Впрочем, не мое дело судить о том, что творится в Большом доме. Это мескаль развязал мне язык.

Вялость Ника как рукой сняло. Он уставился на старика.

– Дон Ансельмо и падре Сальвадор терпеть не могли друг друга. Кого же священник стал поддерживать в домашних ссорах?

Хиларио чувствовал себя неловко. Глупо было с его стороны начать выступать в защиту молодой патроны, зная, что дон Лусеро относится к жене с не меньшим презрением, чем его отец относился к донье Софии.

– Ваша жена впряглась в ярмо после вашего отъезда на войну. Вам известно, патрон, что ваш отец не интересовался, как обстоят дела в Гран-Сангре, а предпочитал веселую жизнь в Эрмосильо и городские развлечения – вино, карты, бега, петушиные бои и, конечно, продажных женщин. Он никогда не был настоящим хозяином.

– Донья Мерседес призналась мне, что ей пришлось управлять всем поместьем еще до того, как сеньор заболел. Я не знал, верить ей или нет. – Ник провоцировал старика на правдивый ответ.

– Поверьте ей, дон Лусеро. Она работала больше, чем мы все… и пеоны, и слуги. – Но даже если отец отказывался заниматься поместьем, как он мог позволить женщине занять хозяйское место? Такого быть не может!

Ответ на свой вопрос Ник прочитал на лице старика.

– Должно быть, это был сущий ад для нее, – догадался он. – А упрямый священник, вероятно, счел ее поведение непристойным.

– Так оно и было. Он упрекал ее за то, что она водится со мной и такими же, как я. Мы ведь не очень-то почитаем боженьку и святую церковь, да будет вам известно, патрон. Но кушать и священнику надобно… Он пошумел, пошумел и поутих.

Хиларио хитро усмехнулся, но тут же сказал уже серьезно:

– Донья Мерседес всегда стояла за нас, а ей это обходилось недешево. Уж так проклинал ее старый брюзга и накладывал одну епитимью за другой, и с каждым разом все суровее. Она управляла Гран-Сангре вплоть до дня вашего приезда и не дала пропасть хозяйству. Ну а теперь, раз вы здесь, патрон, дела совсем наладятся.

– Надеюсь, Хиларио, надеюсь… – произнес Ник вслух, а сам подумал: «Если только маленькая злючка согласится отдать власть, которая ей так полюбилась, добровольно, без кровопролития». – Как ты считаешь, отыщется ли в Эрмосильо дюжина бездельников, чтобы поработать на нас?

– Если заплатить им, то с уверенностью скажу «да». Есть старая пословица: «Как бы петух высоко ни задирал голову, а за зернышком наклонится». Времена сейчас трудные, и те, кто не попал в солдаты, сейчас голодают.