Ширл Хенке - Упрямица

Какая честь для нее, что супруг соизволил вернуться в свое поместье! Как ей хотелось, чтобы он сгинул навсегда на полях сражений. До нее доходили слухи о подвигах бригад контргерильи. Рассказывали, что они сдирают кожу с мертвых республиканцев и шьют из нее себе жилеты. Для Лусеро это было как раз самое подходящее занятие. Он еще в детстве, как однажды поведала Мерседес свекровь, обожал потрошить и обдирать пойманных кошек.

Почему же смерть пощадила его? Ведь он мог погибнуть от пули, ножа или от змеиного укуса и тем избавить от себя Мерседес. Но он почему-то выжил. «Неужели я желала ему смерти? До чего же он довел меня! Да простит меня Господь за подобные мысли».

Она прикрыла веки, и тут же перед ее мысленным взором возникло красивое, мужественное лицо Лусеро. Мерседес тряхнула головой, отгоняя наваждение, и занялась резкой овощей. Ее нежные руки научились ловко управляться с массивным и острым кухонным ножом. Она привыкла экономить движения, потому что ей приходилось часто готовить еду для дюжины работников. Когда в стране идет война, то научишься чему угодно.

Колледж Сан-Себастьяно для благородных девиц в Мехико не дал ей таких знаний. Там обучали игре на фортепьяно, танцам и хорошим манерам за столом. В колледж принимали только дочерей «гачупино» – чистокровных испанцев.

Мерседес прибыла в Гран-Сангре семнадцати лет от роду, невинная, как утреннее облачко, с приданым в полмиллиона песо, чтобы стать хозяйкой богатейшей в стране гасиенды, хотя та и была расположена в малоосвоенных прериях северного штата Сонора.

Гражданская война еще не докатилась до этих мест и не коснулась семьи Альварадо, пока единственный сын и наследник старого дона Ансельмо не вздумал оседлать коня и отправиться защищать иностранного правителя Мексики, не проведя даже недели с юной супругой.

Мерседес благодарила Бога и всех небесных ангелов за то, что они уберегли ее от дона Лусеро, который стал ей ненавистен еще до свадьбы. Уже после отъезда супруга французское войско вторглось в Эрмосильо, отдельные его отряды в поисках продовольствия для армии, а заодно и грабежа стали навещать все окрестные гасиенды. Вот тогда наступили по-настоящему плохие времена.

Она вслух выругалась, что, конечно, не пристало высокородной донье, откинула рукой мешающие ей волосы и тыльной стороной ладони отерла пот, обильно выступивший на лбу. Ей самой требовалось принять ванну, она вся пропахла потом и устала. Перед ужином ей придется вымыть волосы последними каплями французского шампуня, оставшимися на дне флакона. Слава Богу, что она научилась изготовлять мыло. Разве мог ее учитель химии в колледже предугадать, какую пользу Мерседес Себастьян извлечет из его рассказов о щелочи, солях и животном жире?

Многое она познала и на практике. Ей нравилось что-то все время изобретать, придумывать. Изготовление мыла – это только один из ее полезных навыков.

Пока война не перекрыла все дороги, ее опекун присылал из Мехико в поместье сундуки с ее нарядами. Поэтому все шкафы в ее покоях были заполнены. Платья выглядели как новые, ведь она их практически не надевала, но были уже тесны для нее – у прежней хрупкой девочки увеличилась грудь и расширились бедра. Она их не перешивала, не распарывала, у нее не было на это ни желания, ни времени. Но теперь Мерседес должна была появиться перед супругом за ужином в соответствующей одежде.

Она выбрала платье изумрудно-зеленого цвета, хотя подумала, что вырез будет слишком откровенно обнажать грудь. Впрочем, чего ей опасаться? Она уже не школьница и знает, как оградить себя от поползновений Лусеро. И знает, что скажет ему, когда он предложит ей разделить с ним постель.

«Я оспариваю законность нашего брака, дон Лусеро, потому что вы не исполнили своих супружеских обязанностей в положенное время… Будь ты проклят, дон Лусеро! Зачем ты опять появился в моей жизни?»

Неужели он польстится на ее красоту? Мерседес знала, что она красива, и научилась пользоваться своей внешностью, кружа головы офицерам императорской армии, и тем оберегать последние остатки былого достояния. Она умела вовремя ускользнуть от этих распаленных мужчин, но удастся ли ей ускользнуть от законного супруга, который имеет на нее все права?

Представив себе, как он заключит ее в свои железные объятия, она вздрогнула.

– Остановитесь! Вы уже нашинковали овощей на целый полк! – прервала ее размышления Ангелина. – Ванна для вас готова. Лосаро нагрел воду и натаскал в вашу спальню. Идите, я все закончу сама, а вы приготовьтесь к встрече с мужем.

– Не думаю, что ему доставит удовольствие мое общество, – сказала Мерседес.

Ангелина сочувственно посмотрела на нее. Уж очень сурово обошлась жизнь с молодой хозяйкой. Такая добрая госпожа, как дона Мерседес, этого не заслужила.

– Может быть, за эти годы его характер исправился? Может, вам будет хорошо вместе?

Смуглое, цвета шоколада, лицо Ангелины покрылось морщинками возле глаз и рта, когда она лукаво улыбнулась.

Мерседес ответила ей испанской поговоркой:

– Вода останется водой, сколько ни лей в нее вина. Есть люди, которых ничем не исправишь. И дон Лусеро именно такой.

Мерседес гордо вздернула подбородок и направилась в свои покои.

– Пусть Лупе достанет мое зеленое платье.

Ей хотелось показаться перед Ангелиной невозмутимой и распорядительной хозяйкой. Она тщательно прятала от нее свою робость перед супругом.

Он вошел в просторную обеденную залу, и взгляд его сразу же уперся в громадных размеров стол, залитый живым золотистым светом множества свечей. Лишь два прибора были выставлены на массивной дубовой столешнице двадцати футов длиной. Один для хозяина во главе стола, другой для супруги сбоку, по правую руку от мужа, а не напротив, как полагалось по этикету, что было весьма разумно, иначе им пришлось бы напрягать голос, чтобы поддерживать разговор.

Он сделал круг по комнате, полюбовался через большие окна прекрасным зрелищем внутреннего сада с фонтаном. Мощные балки из темного полированного дуба пересекали потолок, c которого свисала в самом центре тяжелая люстра, но свечи в ней не горели. Впрочем, в люстре оставались только короткие огарки, и, несомненно, они догорели бы еще до конца трапезы. При внимательном рассмотрении обнаружилось, что свежие свечи в серебряных подсвечниках, расставленных на столе, изготовлены из сала в домашних условиях. Это не были дорогостоящие привозные свечи, какие принято было зажигать в главной обеденной зале. Скатерть, белоснежная и отглаженная, заметно обветшала, и золотые столовые приборы с гербом Альварадо подозрительно отсутствовали. Вместо них был выставлен старый столовый набор из серебра.