Николь Берд - Обворожить графа

Граф проводил ее на второй этаж в отдельную гостиную. Он выдвинул для нее стул, но затем отвернулся, чтобы поговорить с хозяином, который кланялся и улыбался такой важной персоне, держа в руке бутылку вина.

– Вот наш самый лучший выдержанный кларет, милорд, а ты… – он обратился к официанту, – принеси жареную индейку и окорок, который мы сами коптили, тот, большой, да поскорее!

Лорен подумала, что она не так представляла этот легкий ленч, но это не имело значения. Она обнаружила, что даже после плотного завтрака, как это ни было невероятно, она снова проголодалась. После недель жизни впроголодь, когда деньги сквайра таяли на глазах, было приятно не беспокоиться, откуда взять деньги на следующий обед.

Но сначала, подозвав служанку, разливавшую вино по бокалам, она шепотом спросила ее, как найти дамскую комнату, и затем вышла. Вернувшись, она увидела стол, заставленный таким количеством еды, что ее хватило бы на небольшую армию, и покачала головой, вспомнив «легкий ленч» графа.

Не теряя времени, она приступила к потреблению этого изобилия. К счастью, граф, казалось, не ждал от нее разговоров. Он лишь время от времени предлагал ей что-нибудь особенно вкусное.

– Попробуйте желе из абрикосов, – говорил он. – Оно неплохо сочетается с окороком, хотя, должен сказать, наш хозяин не знает, как правильно его коптить.

Она пробовала и улыбалась, выражая свою признательность. А когда исчез Боксел, очевидно, отправившийся проверить лошадей, а затем снова появился и доложил, что карета готова, Лорен сразу же отодвинула тарелку и приготовилась выйти из-за стола.

Но граф покачал головой.

– Мы не спешим, – решительно заявил он. – Мы еще не попробовали десерта. А я особенно люблю яблочные пироги, которые печет повар этой гостиницы.

Лорен обрадовалась и села. У них дома пекли удивительные яблочные пироги. Ей очень хотелось попробовать здешний пирог и сравнить его с домашним, и когда граф предложил ей кусочек, она не отказалась.

Лишь просидев за столом еще полчаса, они встали и направились к карете, и она, наевшись всех этих вкусных вещей, была уверена, что сразу же уснет под убаюкивающий размеренный стук колес.

– Благодарю вас за чудесное угощение, – сказала она, когда граф опять помогал ей сесть в карету.

– Всегда рад доставить вам удовольствие, – сказал он, улыбаясь ей. В его обычно суровом взгляде она увидела неожиданную нежность, и блеск его глаз заставил ее покраснеть. И опять он поцеловал ей руку.

Усевшись в экипаж, она почувствовала теплоту, разлившуюся по ее телу, но не имевшую отношения к ее переполненному желудку. И когда она смотрела в окно на зеленые поля, она думала о том, что увидит и испытает этой ночью в доме графа, и нараставшее возбуждение закипало в ее крови. Но колеса стучали, сидевший напротив нее слуга был таким же, как и утром, молчаливым, и у нее снова отяжелели веки, и она скоро уснула.

Карета снова замедлила ход, и Лорен сразу же проснулась. На этот раз она не услышала ни шума, ни стука колес по булыжной мостовой, как это было во дворе гостиницы. Куда они приехали?

Она выглянула в окно и увидела, что граф подъехал к карете. Он сошел с коня, и кучер поспешно соскочил с козел и схватил под уздцы хозяйскую лошадь, чтобы граф смог открыть дверцу экипажа.

– Я хотел, чтобы вы увидели это, – сказал ей граф. – Вы впервые смотрите на Болота.

Наклонив голову, она сошла на землю. И с изумлением увидела представшую перед ней картину.

Раскинувшаяся перед ее глазами земля была ровной и зеленой, как бильярдный стол. По заросшим каким-то злаком полям от ветра непрерывно перекатывались волны, и она невольно обрадовалась, что на ней теплый костюм.

Небо было таким изумительно голубым, а солнце таким ярким, что она прищурила глаза. Через минуту она поняла, что здесь не было обычного серого угольного дыма, затмевавшего лондонское небо, а земля была такой плоской, без холмов и йоркширских долин, хорошо ей знакомых, что небо казалось опрокинутой чашей, полной чистого солнечного света. Этот золотистый свет, исходивший от садившегося солнца, еще не успел порозоветь, и Лорен показалось, что она слышит звонкое радостное пение жаворонка, поднявшегося высоко в небе над их головами. Ошеломленная, она подумала, что могла бы сейчас запеть, как эта птица.

Саттон, совсем не такой непроницаемый, как обычно, улыбался. С удивлением она поняла, что он любит родные места.

– Это красиво, – помедлив, произнесла она. – Но…

– Но?..

– Я слышала… – Она заколебалась, но он ждал ответа. – Я слышала, что эти Болота называют мрачными и даже зловещими, – сказала она, решившись быть честной.

– Да, они часто выглядят такими, особенно зимой, в холодные хмурые дни, когда завывают ветры, и даже опасны во время весенних разливов, когда переполняются каналы, прорытые для осушения естественных низин. – Он указал на окружавшие их равнины. – Но земля очень плодородна. – Он наклонился и взял горсть земли, показывая Лорен черную мягкую почву, помял ее, и она посыпалась на землю между его пальцами. – Она вознаграждает фермеров, если знать, как ее обрабатывать, как укрощать ее нрав. А природа обладает своей особой красотой.

Лорен не стала с ним спорить, а только смотрела на волнистые травы и равнины, простиравшиеся так далеко, насколько их можно было охватить взглядом. И теперь она видела полоски воды, бежавшей среди растительности, и черную землю между стеблей, как она думала, ячменя.

От порывов холодного ветра Лорен дрожала, и граф повел ее обратно к карете.

– Пойдемте, мы уже недалеко от дома, – сказал он. Укрывшись в экипаже, она выглянула в окно, лошади снова бежали, и карета раскачивалась. Если бы она жила здесь, смогла бы она, выросшая в Йоркшире, привыкнуть к этим равнинам?

Какая странная мысль – она ведь пробудет здесь лишь несколько недель!

Лорен покачала головой и стала думать, каким же окажется родовое гнездо графа.

Уже через час она получила ответ.

Большой дом стоял, словно маленький остров, на возвышавшемся среди равнин невысоком холме. Вероятно, он был построен в семнадцатом веке, подумала она, этот большой дом с колоннами и флигелями по обе стороны главного здания.

Копыта лошадей и колеса застучали по гравию подъездной дороги, и карета подъехала к парадному крыльцу, Лорен не терпелось спуститься на землю и размять затекшие руки и ноги. Она чувствовала, что устала от долгого путешествия, а ее мышцы ломило от сидения в тесной карете.

Когда из дома вышли лакеи, чтобы отвязать и отнести в дом багаж, граф уже сошел с лошади. Из-за дома поспешно вышел конюх, Саттон бросил ему поводья, и слуга отвел жеребца, устало качавшего головой, в конюшню.